Все ценности Максимов тут же передал в музей, а взамен он скромно попросил у муниципалитета какой-нибудь «захудалый домишко» на Арубе, что и было ему предоставлено из собственного городского жилищного фонда с большой помпой и чтением приветственной телеграммы от самой королевы Беатрикс! Правда, захудалым домишком его роскошную виллу назвать было довольно трудно!
Глава 5
Игнатьич поднялся с кресла. У него, наконец, созрел план действий. Он знал, куда и в каком направлении можно будет приложить свои силы и невостребованную энергию.
Это решение далось ему нелегко. Он, мучительно взвешивая все «за» и «против», поговорив с Максимовым, пришел к неутешительному для себя выводу: здесь, на чужом маленьком острове, его финансовому гению ничего не светит! Ровным счетом НИ-ЧЕ-ГО.
А что он, собственно, ожидал? Что его примут здесь с распростертыми объятиями? Его, жалкого эмигранта, беглеца, да еще и без пяти минут арестанта! Кому вообще нужны его гениальные экономические способности здесь – в богатой, сытой, праздной стране? Собственно, «самостоятельную» Арубу, и страной-то нельзя назвать! Так, одно название, что государство!
Вот Россия – это другое дело! Но его, Адамова – человека с выдающимися способностями экономиста, в его родной стране не поняли, не приняли, не заметили его гения, не увидели в нем мессию!
А ведь Игнатьич просто мечтал быть полезным своему отечеству! И деньги при этом были не так уж и важны! Главным для него всегда было лишь одно – признание собственного народа и оценка по заслугам! А что получилось в итоге? Суета, деньги… в общем, шелуха, мишура и мусор!
Что его ждет здесь? В лучшем случае, если его просто оставят в покое и не будут мешать его планам. Боже мой, каким планам? Что он может планировать здесь, на этом жалком клочке суши? Вот, разве, только его сын…
Адамов с теплотой подумал о Никите. Вот кто мог бы прославить их фамилию! Пусть этого не случилось в родной стране, но ведь это вполне может произойти здесь, на западе? Да им, Адамовым, стоило только шевельнуть пальцем, только намекнуть насчет изобретения вечного двигателя, и все эти буржуи побегут к ним наперегонки, наперебой предлагая свои контракты! Лишь бы примазаться к их славе, урвать хотя бы ее кусочек!
Существовал только один момент, не дававший Игнатьичу до конца поверить в эту идиллическую картину в отношении сына, нарисованную им в своем воображении.
В разговоре с Максимовым Петр Игнатьевич очень осторожно затронул тему патентов вообще и продвижения изобретений, в частности. Олег тогда сразу же произнес ту сакраментальную фразу, которая гвоздем засела в мозгу Игнатьича: «здесь никому нельзя верить!»
Аргументируя этот постулат, Олег рассказал одну историю, рассказанную ему по секрету одним из его знакомых по посольству. История эта была связана с мытарствами какого-то ученого-химика, кажется – поляка-беженца, который долгое время безуспешно пытался получить патент на свое изобретение. В конечном итоге ему все же удалось это сделать, но только после получения им официального статуса эмигранта, а затем, через весьма продолжительное время, вида на жительство. За это время химическая наука сильно продвинулась вперед, и его «ноу-хау», мягко говоря, сильно устарело.
Все дело было в том, что официально оформить патент на себя мог только гражданин страны.
«А мы ведь даже не эмигранты, – подумал тогда Адамов, – а всего лишь собственники недвижимости, что не возбраняется их законами!»
– Но причем здесь недоверие? – удивился тогда Игнатьич.
– А притом, – ответил Максимов, – что если бы этот гениальный поляк не был беден, как церковная мышь, было бы гораздо быстрее и проще!
Покоробило тогда Игнатьича сразу два факта: необходимость официального статуса для получения патента и полное отсутствие у них денег на ускорение этого процесса.
Был еще и третий путь, про который сказал тогда Максимов. Оказывается, польскому химику еще изначально предложили просто продать свое изобретение. При этом, правда, поляк потерял бы все права на свое детище, и владельцами патента стали бы совсем другие люди! Это было хоть что-то, но упрямый и гордый поляк не согласился. И Игнатьич его вполне понимал!
Вряд ли бы он и сам решился продать гениальное изобретение Адамова-младшего! Это было все равно, что продать за деньги, скажем, свою честь, или совесть, или собственное имя. Нет, мы пойдем путем другим!
Мы не будем ломиться в закрытую дверь, как тот горе-ученый. Мы сначала заработаем деньги, чтобы на них приобрести возможность получения долгожданного патента. А, получив его, прославим в веках фамилию Адамовых. Она еще прозвучит! И пусть это будет не он сам, а его сын! Это ничего. Фамилия-то от этого не пострадает!
Если уж им суждено жить в чужой стране, на острове, у самого синего моря, что ж – сама судьба указывает ему путь. И путь этот – море! Была, правда, одна закавыка, но и ее с помощью своих близких Игнатьич собирался решить.
Адамов-старший принял окончательное решение. Он постучал в комнату сына:
– Никита, ты спишь?
– Сплю, папа. Еще рано! – сын был явно недоволен.