— Красиво! — я присвистнул.
— Потом он на этой яхте начал устраивать круизы. Года два этим занимался. Собираются несколько богатеньких сынков, трюм забивается поддачей, на борт берутся женщины. Расчет на то, что в океане полиции нет, с бабами можно вытворять, что хочешь. Тонкость, однако, в том, что белые проститутки, готовые перетерпеть такую поездку, просили слишком дорого. И Эмерсон начал набирать мексиканок, причем не профессиональных шлюх, а наивненьких, глупеньких, несовершеннолетних деревенских дурочек, приехавших в город искать работу. Он им, конечно, не говорил, что это за круиз, объяснял просто: туристы ищут обслугу. За таких ему даже дороже платили. Но, главное, Рид с мексиканками и не думал расплачиваться! Когда рейс заканчивался, их просто выбрасывали где-нибудь на пустынном пляже. А что девкам на этой яхте приходилось пережить!.. Две даже за борт выбросились. По шестнадцать лет им было... Помнишь, ты спрашивал, как могли пересечься Рид и Рошель? Один, дескать, важный богач, а другой нищий уголовник. Не знаю, честное слово, не знаю. Но то, что один мерзавец другого издалека чует — это точно.
— Может быть, — пробормотал я. — Слушай, а откуда ты все это знаешь — про яхту, про круизы...
— Эмерсон сам рассказывал, — уголки ее губ дрогнули. — Сначала, когда только поженились, — так, для смеха. Ему же кажется, что все это очень весело. А потом, когда уже плохо жили... Он меня бьет и орет: «Ты у меня тоже за борт сиганешь!»
— Н-да... Ладно, все уже позади. Если золото действительно существует — еще и большие «бабки» сможешь взять.
— Как же! — ее голос задрожал. — Очень большие. Только когда? Время идет, а я ни на шаг к этому поганому золоту не продвинулась. Только связалась со всякими подонками. А сейчас еще это убийство... Если в ближайшие две недели я не потрогаю слитки рукой, придется ложиться под Чоя и обещать ему семьдесят пять процентов дальнейшего заработка.
— Да не накручивай ты себя! — мне захотелось ее успокоить. — Может, все и хорошо будет. Поселишься тогда в «Уолдорф Тауэрз», будешь нищим на улице по десять долларов подавать. Яхта Рида с утра прибывает, так?
— С утра, не с утра — какая разница! — вдруг закричала она. — Все сорвется, я чувствую! Я чувствую, понял! — она замолотила кулаками по столику, опустив голову. — Мне это золото не достанется! Хотя я... я... — она зарыдала.
— Брось, Вирджиния, — я подсел рядом и начал утешающе гладить ее по волосам. — Ну чего ты... Да даже если и нет этого золота... Ты шикарная баба, с такой внешностью — и не выскочить снова замуж... Конечно, второй Рид тебе не нужен, но вполне симпатичный миллионер...
Ее плечи задергались под моими ладонями от всхлипываний.
— Ну, Вирджиния... Слышишь меня?
— Ты! — вдруг вскинула она голову. — Как ты мне смеешь такое говорить! Да мне напарник нужен в этом деле! Толковый и надежный. Господи, да что же мне так не везет с мужиками! Один — гадина, второй — недотепа туповатый, только под парусом ходить умеет. Я сорок долларов за это платье отдала — квартирная плата за неделю. В отель к нему приперлась, чуть ли не за ручку сюда привела! Остатки поддачи на коктейль извела, на что завтра выпивку покупать, ума не приложу. А он издевается!
— Постой, Вирджиния, я... э... — залепетал я.
— Заткнись, ты! — орала она. — Миллионера он мне склеить советует. Да я на это дело все поставила! Мне хоть кто-то нужен в нормальные помощники. Думала — вот, подвернулся... Надо брать, другого искать некогда. А он мне миллионера сватает!
Она схватила шейкер и запустила им в стену. Шейкер разлетелся на куски. Вирджиния вскочила.
— Удрать хочешь? Шикарная баба, говоришь? Она твоя, эта баба — если тебя ничем другим не... Что, старая? А сам? Да мне двадцать шесть всего, хочешь документы покажу!
— Двадцать три, двадцать три, я сначала решил, что двадцать три, — я понимал, что бормочу что-то нелепое.
— Если ничем другим нельзя — на! Платье тебе мешает?! К дьяволу платье! — Она рванула молнию и начата стягивать платье через голову. Оно было тесное, Вирджиния сдирала его рывками, до меня доносилось: — Со-рок-к дол-ла-ров... — наконец, стянула, швырнула на пол и потопталась на нем.
— Платья нет! — крикнула она. — Как фигура? Или ты балдеешь от жирных дур с Пятой авеню, которые там с собачками гуляют? Они кряхтят, как в сортире, на каждом шагу, пот вытирают. Так вот не надо, понял? Пояс я в жизни не носила, и лифчик мне нужен не для того, чтобы грудь поддерживать!
Персиковая шелковая комбинация перелетела через голову. Руки Вирджинии рванулись за спину — бюстгальтер полетел в угол.
— К груди вопросов нет? Ну? Не слышу ответа! Опускается?
Я тупо смотрел на высокую белую грудь с розовыми сосками. — К груди вопросов нет, — повторил я покорно. — Не опускается. Ни на дюйм.
— Утвердил... — зло сказала она. Голос ее был хриплым. — Пояс, как я уже говорила, не ношу — так что никаких поролонов. Что осталось?
Я открыл рот, соображая, что сказать.
— Молчишь, — хмыкнула она. — А осталось вот что.