Пять (Инквизитор) (СИ)

- Зачем все это? – спросил Он, когда Третий, наконец, закончил с процедурой, которая должна была называться умыванием.

- Она хочет тебя видеть, - бросил Третий, и Он заметил, что руки Третьего крупно дрожат. Не говоря больше ни слова, Третий бросил тряпку обратно в ведро, и вышел, закрыв за собой дверь.

«Пятая, - промелькнула в Его голове мысль, и мысль эта была торжествующей. – Наконец-то я увижу Пятую. Надеюсь, она расправится со мной быстро. Надеюсь, это будет не больно». Он всегда был трусом. О, да, теперь-то Он это признавал. Он был трусом, Он боялся боли, но мучители научили Его не бояться, приучили к боли. И отучили надеяться. И вот теперь луч надежды пробился-таки сквозь пыльные коридоры и зажег огонек в Его сердце.

В коридоре раздались шаги, которые Он еще никогда не слышал. Они не были похожи ни на шаркающую походку Первого, ни на тяжелую поступь Второго, ни на приближение Четвертого, сопровождавшееся несвязным бормотанием и щелчками. Эти шаги были легкими, почти бесшумными, терявшимися в шорохе ткани, но все же эта была поступь Пятой. Он понял это сразу. Шаги Пятой напоминали шаги самой смерти. В этих звуках слышалась решительность, с которой Пятая приближалась к Его комнатке. В них была вся неоспоримость Ее решения и неотвратимость Его судьбы.

Дверь отворилась с неизменным скрипом и противным скрежетом дерева о камень. Он иногда думал, что уголок дверного полотна давно должен был процарапать борозду в камне пола, или же что само дерево должно не выдержать и стесаться в этом месте. Но и то, и другое было упрямым. Почти таким же упрямым, как Он, когда цеплялся за свое незнание и невиновность в том, чего не совершал по собственной воле. Он не был виновен в том, что сопровождало Его с самого рождения. Иногда, задумавшись, Он сравнивал обвинения мучителей с тем, как если бы его обвинили в наличии почек или сердца.

На пороге стояла фигура в темно-фиолетовом плаще, а на груди у нее был вышит черный факел. Лицо Пятой скрывала черная маска с фиолетовыми полосами. Они избрали себе странные цвета, Он давно это заметил. Но если Они носили просто фиолетовые одежды, то Пятая превзошла их всех. «Скорее всего, - подумал Он, - Пятая намного выше их по иерархии».

Рука, обтянутая фиолетовой перчаткой, легко прикоснулась к двери, и та с оглушительным грохотом захлопнулась. Он не обратил внимания, но дверь даже не протерлась по каменному полу. «Вот и все», - мелькнула в его голове мысль. Даже сквозь безликую маску Пятой Он чувствовал, что Его лицо буравит взгляд Ее глаз. Почему-то Он представлял их тоже фиолетовыми.

- Драко Люциус Малфой? – прозвучал из-за маски вопрос, и Он дернулся от звука непривычного, давно забытого имени. Так его называли когда-то давно, еще до того, как начался конец мира. Его мира. Однако голос Пятой прозвучал так, что из Его головы разом улетучились все мысли, что еще оставались с того момента, как в коридоре раздались Ее шаги.

- Я ничего не знаю, - обессилено проговорил он и почувствовал, будто цепи сильнее стянули грудь и руки.

- Драко Люциус Малфой, - Она даже не спрашивала, Она утверждала это, будто знала это всю жизнь. Он почувствовал, как Его голова наклоняется и кивает помимо Его воли.

- Да, - выдавил, наконец, Он.

- Что ты можешь мне рассказать, Драко Люциус Малфой? – Пятая будто издевалась над ним, повторяя имя, более Ему не принадлежавшее. Имя, на которое Он больше не имел права. Которое отобрали Они.

- Я ничего не знаю, - повторил Он, хотя в голове эхом отдавался заданный вопрос: «Что ты можешь мне рассказать? Что ты знаешь? Что ты можешь мне рассказать?» Удар колокола. Еще один. Третий. Четвертый.

- Я не знаю, - проговорил Он, и в тот же миг в голове раздался протяжный и тревожный гул пятого удара. Он зажмурился, а затем резко распахнул глаза. – Кто я? Где я?

Пятая не издала ни звука, а маска ее по-прежнему была непроницаема, но Он был уверен, что на лице, скрытом от его глаз, блуждает улыбка. Он почти физически ощущал эту насмешку. Весь мир в лице Пятой насмехался над ним, и весь мир отныне был сокрыт под черной пеленой и украшен фиолетовыми разводами. Он никогда не любил фиолетовый, и в этом он был уверен на сто процентов.

- Расскажи мне, - тихо проговорила Пятая. Он помотал головой, отказываясь говорить, но рот будто сам открылся, и из него полились слова которые он никогда не желал бы произносить.

- Второго мая, - прохрипел он. – Второго мая, когда Темный Лорд пал, мы еще не понимали, что произошло. Я бежал из Хогвартса вместе со своей семьей и не знал, что Поттер погиб.

- Как ты понял, что магия пропала, Драко Люциус Малфой? – вкрадчиво спросила Пятая.

- Сначала, - Он запнулся. – Сначала перестали двигаться и разговаривать портреты. Это было на следующий день после нашего возвращения домой. Потом погибли все домовики. Буквально через пару дней. В конце концов, с нашего поместья пропали защитные чары.

- Почему это произошло, Драко Люциус Малфой?