Пять из пяти

На Карлике были лишь узкие плавки телесного цвета. И всё.

Карлик шёл, понуро наклонив голову…

«Бездарь! — радостно шепнул Рыжий. — Нельзя ему было доверять. С улицы подобрали…»

«Заткнись! — оборвала привычные его излияния Вероника. — Дай хоть сегодня отдохнуть».

…и видно было, что на макушке бритой головы его нарисован ярко-красный круг.

«А это к чему?» — подумал я.

Следом за Карликом цепочкой шли ассистенты — пятеро. В одинаковых чёрных комбинезонах.

— Как-то всё аскетично, — заметил Повар. — Вот у нас в пельменной…

«Начали!» — скомандовал старший распорядитель.

Карлик вышел на середину сцены. Андрон встал у стола. Ассистенты выстроились в ряд у него за спиной.

«Глупость получается! — подумал я с неожиданно накатившим раздражением. — Тоже мне — лучший сценарий! Шеренгу какую-то выстроили… Они бы ещё маршировать начали да лозунги выкрикивать. И это Белый клуб? Что творится…»

— Я болен, — тихо сказал Карлик. — Я пришёл к врачу. Поможет ли он мне?

Скульптор топнул ногой.

— И вот, — продолжал Карлик, — мне прописали лекарства. Море шумит у меня за спиной. Сколько жить мне осталось? Спасите меня!

«Инструменты, гвозди! — сказал старший распорядитель. — Всё достали, всё!»

Ассистенты одновременно расстегнули свои комбинезоны и вынули припрятанные до поры — пилу, баночку с гвоздями, молоток, моток верёвки, кольцом скрученную проволоку.

— И майки у них белые под комбинезонами, — разочарованно протянул повар. — Аскетизм, мать их…

Замерли, вытянув руки вперёд.

— Тело моё деревенеет, — стихающим, будто вдаль уходящим голосом шептал Карлик. — И смерть не возьмёт меня. Я буду жить вечно. И слушать песни у моря…

«На стол, — снова раздался голос распорядителя. — Карлику — лежать, скульптору готовится. Застелить всё вокруг стола!»

Карлик помахал зрителям. Ладонь его при этом болталась безжизненно, будто едва пришита была к руке.

— Да у него и сил нет, — заметил неугомонный Рыжий.

А потом почему-то сказал:

— Жалко его…

Карлик повернулся, подошёл к столу. Подтянувшись (а ножки и в самом деле были высокие), лёг. Раскинул руки в стороны. Ноги сжал. Так и лежал — крестом.

Только иногда ёрзал — видно, от впивающихся в спину заноз.

Шестой ассистент вышел на сцену с рулоном синей плёнки. Развернул рулон — и в несколько слоёв положил на поверхность сцены, в радиусе метров полутора накрыв пространство вокруг стола.

— А сцена-то гладеньким выстелена, — заметил Повар. — Не доски тут, как в репетиционном зале.

— Это чтобы мыть было удобней, — заметила Вероника. — Аккуратные люди, хозяйственные.

Разложив плёнку, поправив её (чтобы не было складок) — ассистент подпрыгнул пару раз на одной ноге. Потом постоял немного — и ушёл за кулисы.

«Фиксируем!» — скомандовал старший распорядитель.

И тут действие на сцене, до того протекавшее медленно, размеренно и даже иногда откровенно вяло понеслось вдруг, полетело с необыкновенной, неожиданной быстротой.

«Семь минут прошло. Звукорежиссёру приготовиться!»

Ассистент передал скульптору пилу. Взял банку с гвоздями и, открывая её на ходу, кинулся к столу. Второй (с молотком) побежал за ним.

Третий, разматывая проволоку, обошёл стол с другой стороны, встав у ног Карлика. Тот, что держал баночку с гвоздями (а теперь лишь показывал залу пустые ладони), встал рядом с ним.

Тот же, что держал моток верёвки, встал у стола где-то на уровне живота Карлика.

— Болею! — простонал Карлик.

Все на мгновение замерли.

«Ап!» — крикнул старший распорядитель.

И тут: один перекинул верёвку через стол, захватил снизу, завязал узлом, стянув Карлику живот; двое в ногах, размотав проволоку, мгновенно обкрутили её вокруг ног Карлика, на уровне голеней; а ещё двое — стали быстро забивать гвозди в ладони Карлика.

«Музыка!»

Грянул заглушивший вопли Карлика бравурный марш.

Карлик извивался, стонал, пытался изогнуться дугой, но его крепко держали — верёвка, проволока, руки ассистентов.

«Ведро!»

Шестой ассистент вернулся на сцену с большим эмалированным ведром. Поставил у стола, и снова ушёл.

«Хорошо…»

Удары молотка. Кровь брызгала у Карлика из пробитых ладоней. Кажется, в каждую вбили не меньше чем по три гвоздя.

«Отошли…»

Последний, особенно сильный удар. Ассистенты отошли от стола.

— Бля-я!! — громко завыл Карлик.

Зал взорвался аплодисментами. Рыжий отвернулся и закрыл уши ладонями.

«Жалеет или завидует?» — подумал я.

Старший распорядитель выждал, пока аплодисменты затихнут и стоны Карлика будут едва слышны (он понял, что эта боль, конечно, ещё не главная и берёг силы для игры), и только тогда произнёс:

«Всем приготовиться к основной части! Карлик — лежи тихо! Боцман — на сцену».

«Боцман? — удивился я. — Он участвует в представлении?»

Рыжий вздрогнул и отдёрнул ладони от ушей. Будто обжёгся…

Боцман вышел на сцену важный и гордый, с взглядом надменным. Был он в новенькой тельняшке с засученными до локтей рукавами и чёрных расклёшенных брюках. И нёс он блестящий лаком и перламутровыми кнопками, чёрный с серебристыми плашками, с обшитыми красным бархатом мехами баян.

Боцман разгладил усы. Сел в кресло. Провёл пальцами по кнопкам. Откашлялся.

«Внимание!»