Пять из пяти

Охранник застонал и согнулся в полупоклоне.

— Вот нет у тебя уважения к личной жизни, — сказала ему Вероника и, подмигнув мне (я бросил на минуту чертёжные свои работы — свара эта совсем замучила меня и окончательно испортила мне настроение… просто сидел на полу и смотрел по сторонам), прошла по коридору, подчёркнуто вульгарно раскачивая бёдрами.

— Нет уважения, — повторила она, дойдя до поворота, за которым (чуть в стороне от прочих) была её клетка. — Потому что ни у кого тут личной жизни нет. Если у человека есть личная жизнь — ему ваша слава вонючая не нужна. А меня вся личная жизнь закончилась, вот я с вами, дураками, и мучаюсь. Рыжий, чего ради я с вами мучаюсь?

— С нами хорошо! — всхлипнув и рукавом вытерев нос, крикнул ей Рыжий (охранник здорово заехал ему кулаком… нет, не правильно, не правильно охранник поступил — сезон уже открыт, и Рыжего с опухшим носом на сцене заменить некем…). — Знала бы ты, с какими людьми!..

«Знаю», — крикнула (уже из камеры) Вероника.

И с грохотом захлопнула дверь.

— Везут… Теперь и вы увидите. Это точно он.

Свет стал слабее, бледнее.

«Выход, — услышал я снова измучивший меня прежде всякого представления голос старшего распорядителя. — Дружно, все вместе! Двое — на авансцену, клоуны — по бокам от платформы. Ассистенты осторожно двигают чан… Осторожно, идиоты! Скульптора не облейте!»

Занавес приглушённого сета стал прозрачен, почти пропал, исчез, растворился в воздухе — и я увидел, как выходит на сцену, медленно и синхронно вышагивая в странном марше сомнамбул удивительная процессия.

Впереди шли сине-оранжевые клоуны с факелами в руках. За ними — ассистенты в белых трико…

— Бескровное, — прошептал Рыжий.

…За ними, толкаемая сзади рабочими в серых комбинезонах, с грохотом катилась большая, широкая платформа с закреплённой на ней конструкцией из толстых металлических труб, скреплённых и сваренных в виде буквы «П».

— На турник похоже, — заметил Рыжий. — Слабовато, фантазии мало. У Карлика, бессмертного нашего, и то посложней, позамысловатей реквизит был.

К перекладине подвешен был обнажённый Повар. Запястья его прикручены были к трубе прочными кожаными ремнями, страховочная ременная петля захватывала грудь Повара.

Повар улыбался кривой и вымученной улыбкой, дышал тяжело и сипло, выхаркивая иногда себе на подбородок липкую, тягучую слюну. Ноги его болтались в воздухе, тело — белое, жирное, в голубых прочерках подступивших близко к коже вен, провисло, обвисло, тяжким, больным мешком висело над платформой, складками тянулось вниз.

Повар крикнул:

— Немного же!..

«Отсебятина! — тут же отреагировал старший распорядитель. — Господи, ну неужели нельзя такой просто текст выучить? Дилетант! Болван! Скульптор, не мешкать!»

Скульптор шёл за рабочими, что толкали платформу. А за скульптором четыре ассистента в зелёных резиновых гидрокостюмах осторожно катили огромный чугунный котёл на деревянных подставках с деревянными же, прочными колёсами.

Из котла столбом валил пар, так что яркий свет на сцене (лучи прожекторов от краёв, от кулис — сошлись к середине, высвечивая то место, где и остановилась платформа).

Скульптор, заслышав команду старшего распорядителя, кинулся вперёд, ближе к платформе.

Из углубления на краю платформы скульптор достал черпак с металлическим ковшом и длинной деревянной ручкой. Махнул рукой ассистентам, требуя подкатить котёл ближе.

— Вы не поверите, должно быть, — застонал Повар (голова его всё больше клонилась на грудь — всё больше мучило удушье), — но счастлив сейчас. Меня никто никогда не слушал… Жена не слушала, дочка тоже, мать говорила, что доверчивый я. Не так…

«Негодяй! — шипел распорядитель. — Какого чёрта? Что он несёт? Никто не менял сценарий, никто не давал ему права отходить от текста! Кто там рядом с ним? Да вижу я! Скульптор…»

— …Совсем не так. Я никому не верил. Но не верил в душе, а вёл себя так, будто верил. Жена как-то сказала: «Ничего от тебя не убудет…», а сама его в спальню привела. В нашу спальню. А кровать у нас хорошая, широкая…

«Скульптор, как слышимость? Почему с кипятком заминка? Ты меня слышишь? Руку правую вверх подними… У тебя ковш в левой, я вижу! Подними правую! Молодец…»

— Кровать я сам покупал. На свои деньги. С зарплаты, и ещё кредит взял. Хорошая кровать, импортная. А она с ним — на эту кровать. Вот я ему в морду… кхе!.. течёт что-то… в морду дать, а рука — не поднимается. Он и засмеялся, и она тоже! Теперь не смеялись бы, теперь я бы над ними…

«Да заткните же глотку ему! Немедленно!»

Ассистенты остановили котёл (осторожно, очень медленно притормозив его) у самой платформы.

Ноги Повара коротко вздрогнули, мелкая дрожь прошла по ним, едва пар их коснулся.

Скульптор, обеими руками взявшись за ручку, опустил черпак в котёл, поводил его кругами, будто размешивая кипяток (для чего? не суп же там был, в самом деле).

Рабочие побежали за кулисы. Ассистенты отступили поспешно, отошли от платформы (а один из них даже инстинктивно прикрыл голову ладонями).