Пять из шести

Похоже, одним чаем мы не ограничимся. Помимо традиционных конфет и печенья на столе присутствовали в большом количестве бутерброды с разнообразной начинкой, порезанный на тонкие дольки лимон на маленькой тарелочке и бутылка дорогого коньяка. Пока я размышляла, как мне реагировать, кто-то вошел в кабинет.

– А меня чайком не угостите? – раздался за моей спиной знакомый голос.

– Конечно, Петр Петрович, – заверил вошедшего Сологуб, – для вас рюмка чая всегда найдется!

Я повернулась. Как же он постарел. Петр Петрович с улыбкой шагнул ко мне.

– Здравствуй, Мария!

Он протянул руку, но я ее отстранила, подошла вплотную, обняла и поцеловала в пахнущую дорогим парфюмом щеку. Сразу сделала шаг назад.

– Нет больше Марии Остроуховой, Петр Петрович, имя забрала с собой сестра, оставив взамен свое, а по фамилии я уже дважды Вяземская.

– Прошу за стол, коньяк стынет! – поторопил нас Сологуб.

Обжигающая жидкость благостно прокатилась по пищеводу. Еременко посмотрел на Сологуба. Тот встал, подошел к сейфу, что-то из него достал – за спиной не было видно – и вернулся с двумя коробочками в руках. Меня снова собираются награждать?

Еременко взял коробку побольше и протянул мне.

– Это тебе от нас на память.

В коробке был пистолет с наградной табличкой на рукояти.

– А это подарок особый, – Еременко протянул мне вторую коробку. – От нас тут только удостоверение дающее право на ношение высшего отличительного знака нашего ведомства. Сам знак завещала тебе перед смертью Инга Яновна.

Комок подкатил к горлу, а Петр Петрович уже протягивал мне рюмку.

– Помянем твою наставницу.

Вскоре Еременко засобирался. Прежде чем покинуть кабинет сказал, обращаясь ко мне:

– Мы с женой хотим пригласить тебя с мужем и Светлану Фернандес в гости. Не откажешься?

– Не откажусь.

– Вот и ладно. День и время сообщу дополнительно.

Когда Петр Петрович вышел Сологуб спросил:

– Еще по одной?

– Спасибо, дядя Миша. Я только чай.

– Ну, тогда давай чаевничать.

* * *

Старх долго и с уважением разглядывал награды. Спросил, кивая на подполковничьи погоны, подаренные Сологубом:

– Не жалеешь, что так и не надела?

Я села к нему на колени, обняла за шею.

– Это все в прошлом. Мое будущее – это ты и Сережа. И никакого Максимова!

– Подожди, Максимов?… Твой бывший руководитель! А он тут причем? – спросил Старх.

– Я же говорю: не-при-чем!

– Мы же условились: никаких недоговоренностей, – напомнил Старх.

– Хорошо, слушай.

Я пересказала мужу весь разговор с Максимовым.

– Значит, ты его отфутболила и за себя, и за меня, – задумчиво произнес Старх.

– А ты разве против? – удивилась я. – Наследство Вяземских в плане поиска пропавшего золота оказалось ведь пустышкой.

Старх ничего не ответил, вышел в другую комнату, вскоре вернулся и протянул мне свернутую в трубочку бумагу.

– Читай!

Я развернула листок. Прочла и удивленно посмотрела на Старха.

– Откуда у тебя это?

– Из тайника, который находится в кресте. Видишь ли, у меня есть друг, который увлекается коллекционированием разных вещей с "двойным" дном. Есть в его коллекции и похожий крест. Я как увидел его близнеца после того как открыл ларец, так сразу подумал о тайнике. После того как была составлена опись имущества, нотариус и Михаил Сергеевич вышли а я остался на некоторое время возле банковской ячейки один. Вот тогда-то я открыл тайник и извлек оттуда эту бумагу.

Книга третья НЕ ВСЕ ЗОЛОТО…

Мужчина, наделенный изрядным воображением, на "обожаемую" тещу глядючи, мрачнеет от одной лишь мысли: вот она та "бабочка", в которую превратится через энное количество лет очаровательная "куколка" связавшая его паутиной брачных уз.

С воображением у Гены Максимова как раз все было в порядке, однако тещу свою он обожал безо всяких кавычек – и, скажу я вам, не без оснований. Лариса Матвеевна Корниевская мало того что была красива, умна и хорошо воспитана, она владела особой женской мудростью, передаваемой в их роду от матери дочери уже не одно поколение. Хотя, притаись Гена в тот памятный вечер возле открытой веранды дачи Корниевских, кто знает, было бы столь велико его обожание? Но тем днем Гена не только не был возле веранды, он даже не подозревал о существовании дачи, да и самих Корниевских, кстати, тоже. Потому и говорить об этом нечего.

А вечер тот действительно был хорош. Палящее солнце, плавившее в середине лета асфальт московских улиц, к обитателям утопающего в зелени элитного дачного поселка было более снисходительно, к тому же, оно катилось теперь к закату. Две женщины, больше похожие на сестер чем на мать и дочь, сидели в плетеных креслах на веранде и вели неторопливый разговор без опаски на комаров, поскольку влет на особо охраняемую территорию для всех видов кровососущих был категорически воспрещен.

Подслушивать чужую беседу нехорошо, но страшно интересно. А автору, который не прочь вписать чужие речи в свое повествование, так просто необходимо.