Пять костров ромбом

— Вам жаль туземца? — негромко спросил Досет.

— Да.

— Почему же вы ему не поможете? Достаточно ответить на мои вопросы, и мы отправим туземца в госпиталь.

Это была ложь. Анхела зажмурилась и покачала головой.

Досет в упор взглянул на дочь Ауса. Он был убежден — она заговорит!.. В Кайо Досет не верил — либертозо бесчувственны. Их можно только уничтожать… Но Анхела… Когда Кайо завопит, когда электрический ток начнет выламывать его кости, когда из прокушенных губ хлынет кровь, Анхела заговорит.

А пока… Чувствуя, что все идет, как надо, Досет приказал:

— Приведите Этуша!

Это был его резерв. Он, Досет, не собирался бросать в огонь самое необходимое. Он верил — это дело можно провести малой кровью.

Подумав так, Досет улыбнулся. Сухой, мертвой улыбкой, едва раздвинувшей его тонкие, бесцветные губы.

Глава пятая Художник

Этуша втолкнули в “камеру разговоров”.

— Почему ты отказался писать эту женщину? — грубо спросил Досет.

Этуш вздрогнул. Он боялся смотреть на Анхелу, он отворачивался от “Лоры”. С унизительным страхом, с низкой мольбой Этуш смотрел только на Досета.

— Эта женщина не для моей кисти, — жалко выдавил он. — Я не умею писать святых!

— И все-таки ты ее напишешь! — заявил Досет.

— Нет! — затравленно возразил Этуш. — Я рисую только преступников!

— Дуайт, воротник!

Легко замкнув распухшие, но слабые руки художника в металлические наручники, Дуайт приказал:

— Ложись!

Только теперь Анхела уяснила назначение металлического кольца, ввернутого в пол камеры. К этому кольцу Дуайт быстро и деловито привязал грузно опустившегося на колени художника. Так же быстро и деловито Дуайт затянул на шее Этуша мятую сыромятную петлю — “воротник”. Тепловой луч мощного рефлектора, подвешенного в стене, ударил в шею Этуша, и художник, по-птичьи замерев, обессиленно прикрыл выпуклые глаза желтоватыми пленками почти прозрачных век.

— Сейчас одиннадцать… — заговорил Досет. — К двум часам ночи я должен знать — где, кто и на какие деньги покупает оружие для либертозо? Кто и через какие порты ввозит его в Танию? Когда и в каком месте должны приземлиться самолеты с остальным оружием?.. Отвечать может любой: и туземец, — он кивнул в сторону Кайо, — и вы, Анхела. Тот, кто заговорит первым, будет отпущен. Ну, а если никто не заговорит, я по очереди убью Этуша и туземца, и кровь этих людей ляжет на вас, Анхела.

— Но если мне нечего сказать — наивно удивилась Анхела.

И Досет почувствовал бешенство.

Вскочив, он одним шагом преодолел пространство, отделявшее его от Анхелы. Ударившись бедром о край стола, хищно и мягко наклонился над женщиной, так странно пахнущей травами и цветами, и рванул на себя руану.

Тонкий шелк лопнул. Накидка сползла с голого плеча Анхелы. Будто защищаясь, дочь Ауса вскинула руку, и на ее тонком запястье холодно блеснул браслет — точная копия того, что лежал на столе майора.

Мгновение Досет боролся с неодолимым желанием — ударить Анхелу. Но — браслет!

Не глядя на поджавшего губы Дуайта, на каменно застывшего у дверей Чолло, на сжавшегося Этуша, наконец, на руану, упавшую на пол, майор вернулся на место. Сел. Потянулся к скотчу. Но выпить помешал Этуш — сыромятная петля, быстро высыхая, сдавила его рыхлую шею. Художник захрипел.

— Хочешь рисовать? — мрачно спросил майор.

Этуш согласно и страшно задергался.

— Принесите кисти, картон! — приказал Досет. — Дуайт, сними с него воротник! — И добавил, обращаясь уже к Этушу. — Рисуй внимательно! И не подходи к столу, от тебя дурно пахнет!

— Руки дрожат, — прохрипел Этуш. — Дайте мне скотча!

— Займись делом. Ты получишь свой скотч, но позже…

Досет хлебнул прямо из бутылки.

Браслеты, поставившие его в тупик, вполне могли служить паролями!

Исподлобья он взглянул на Анхелу. Оставшись в тонкой кофте, она сидела в кресле прямо и строго.

— Дайте напряжение на туземца!

Дуайт замкнул цепь.

Привязанный к “Лоре”, Кайо вскрикнул. Судорога изогнула его полуживое тело, а Дуайт, наклонившись над ним, заорал:

— Когда придет следующий самолет?