Пять кубков (ЛП)

В ее очереди накопился целый арсенал вопросов, которые только и ждут своего часа. Я делаю еще один глоток и ставлю стакан на стойку. Если я собираюсь пережить это, мне нужна чистая голова. И сексуальное платье Портер тоже не помогает в этом деле.

Простое признание ее красоты ощущается предательством Мел.

– Ты закончила с напитком?

Она делает последний глоток и ставит стакан на стойку.

– Да.

– Пойдем прогуляемся. 

*** 

Я протягиваю Портер свою серебряную флягу.

– Вот это мне в тебе и нравится, – говорит она, и принимает бурбон, который я держу наготове. – Всегда готов. Никаких сюрпризов. Всегда предугадываешь их, и любое другое клише в книге.

– Я – клише. Помечу. – Я мельком смотрю на нее и замечаю, как она борется с улыбкой.

Мы сворачиваем к парку «Ярдс». Прибрежный парк – архитектурный рай, с губчатой зеленой травой и водопадами, которые впадают в бассейн, где летом плещутся дети, а взрослые нежатся на солнце.

Честно говоря, ненавижу это место.

Парк был одним из наших любимых мест, моим и Мел. Мы тут выпивали, чтобы согреться, прогуливались по выложенной кирпичом набережной вдоль перил, смотрели на огни, отражающиеся над рекой. Затем пересекали пешеходный мост, останавливаясь посередине и целуясь, как парочка похотливых подростков.

Не понимаю, зачем я привел сюда Портер.

Может, из-за годовщины смерти Мел я просто жажду наказания. Покрыть еще одним слоем вины этот шар скорби.

Или, это что-то глубже, темнее. Уродливее.

Явное напоминание о Мел, так что я получаю удар в пах каждый раз, когда мое подсознание встает на дыбы с влечением к Портер.

Если бы я был психически здоровым человеком, я бы признался, что за последние пару лет мои развивающиеся чувства к Портер были причиной, почему я держал ее на расстоянии вытянутой руки. Но я нестабильный придурок, и Портер уже перешла на другую сторону... как раз тогда, когда я нуждался в ней больше всего.

– Она любила это место.

Слова Портер словно нож, вскрывающий мою грудную клетку.

Я резко втягиваю холодный осенний воздух. Это все, что я могу сделать. Мы идем вдоль набережной, засунув руки в карманы пальто (слава Богу, что это греховное платье теперь спрятано), пока не достигаем травянистого холмика, где в землю утоплены бетонные скамейки.

Портер садится на первую скамейку и потирает руки.

– Уэст, что происходит?

Я смотрю на реку, взвешиваю решение, укрепляю решимость и т.д. и т.п., и затем смотрю на нее.

– Шейвер хочет, чтобы я поставил ему диагноз "невменяемый". То есть временно.

Она моргает и смотрит на меня.

– Это он тебе сказал?

– Да. – Я сажусь рядом с ней. – Сегодня в конференц-зале. Возможно, ему удастся обмануть другого психолога, и он сможет их всех убедить. Он считает, что достаточно умен, чтобы манипулировать кем угодно, но еще он смышлен и понимает, что кое-что превосходит азарт. И я могу рассказать тебе все это сейчас, потому что ты больше не его адвокат, но Портер...

Она кивает.

– Знаю. Пакт.

Еще в те дни, когда я только начинал свою работу в консалтинговом агентстве, Мел, Портер и я заключили пакт – что все, что мы обсуждали, останется между нами. Безусловно, мы соблюдали этику, но невозможно было представить, что мы никогда бы не обсуждали наши дела. Это то, чем занимаются любовники и друзья – обсуждают свои будни.

– Дело не только в этом, – я рычу и достаю из кармана карту Таро. Она все еще в пакетике, так и не распечатана. Сомневаюсь, что Шейвер оставил бы отпечатки, но он сделал это однажды в номере мотеля, и там могли быть какие-то другие улики.

Я передаю ее Портер, она изучает рисунок на обороте, затем спереди.

– Пять кубков.

– Карта означает потерю, скорбь, – я даю ей пару минут, ей не нужно заставлять меня объяснять дальше. – Я нашел ее вчера на могиле Мелани.

Портер сверлит взглядом карту.

– Ублюдок.

Я усмехаюсь, не могу сдержаться.

– Не очень-то этично с твоей стороны. – Но невероятно очаровательно.

Она протягивает мне карточку, избавляясь от нее, как будто просто держа ее в руках, она может заразиться неведомой болезнью.

– Уэст, я знаю кто мой клиент. Внутри меня всегда есть колодец, который я приберегаю для надежды... но кто-то должен делать мою работу. Кто-то должен его защищать.

– Но не ты. Больше нет.

Она торжественно кивает и смотрит на меня.

– Как ты понял, что он виновен?

– У него сросшиеся мочки ушей.

Она фыркает.

– О, да ладно.

– Серьезно. Это рецессивный признак, который чаще всего встречается у преступников с антисоциальными и психопатическими патологиями. – Я пожимаю плечами. – Не надо ненавидеть парня за то, что он называет это так, как есть.

Мгновение тишины наполняет воздух, как только стихает ее смех. Затем она вздыхает. – Знаешь, перед тем как перейти на другую сторону, после смерти Мел, я спросила себя – что лучше – осудить невиновного или освободить виновного?

Я пристально смотрю на нее, наблюдая, как ночной ветерок бросает пряди волос на ее лицо, как ее густые ресницы обмахивают ее щеки каждый раз, когда она моргает. Она сосредоточенно смотрит на воду, как будто в ней содержится ответ.

– Ну, ты, очевидно, сделала свой выбор. – Никакой горечи.

Она прикусывает губу.