Пять лет рядом с Гиммлером. Воспоминания личного врача. 1940-1945

Пока Гиммлер говорил, я вспомнил, как подобострастно держался Гейдрих в его присутствии, и у меня открылись глаза.

Гиммлер тем временем продолжал:

– Фюрер мог поручить Гейдриху любое дело, вплоть до акций против евреев, которые никто другой не осмелился бы исполнить, – и оставался в уверенности, что все будет сделано превосходно.

Не удержавшись, я сказал:

– Значит, вы пользовались одним из своих людей, который находился в вашей полной власти, для уничтожения евреев. Дьявольски хитроумный трюк!

– Что вы имеете в виду? – поинтересовался Гиммлер. – Почитайте Макиавелли и его учение о благе государства; там вы найдете совсем иную точку зрения. Вы думаете, что времена сильно изменились? Все отличие в том, что методы стали более утонченными. Макиавелли вел бы себя совершенно так же, если бы перед ним стоял вопрос спасения государства и применения силы, которая постоянно находилась в его распоряжении.

На это мне нечего было ответить. Гиммлер закончил разговор, настойчиво попросив молчать о том, что мне рассказал.

Гиммлер о Гейдрихе

Гут-Харцвальде

25 августа 1942 года

Сегодня я вновь завел разговор о Гейдрихе и пересказал Гиммлеру те мнения о нем, которые приходилось слышать в СС. Гиммлер согласился, что в них много правды. Гейдрих в глубине души был несчастным человеком, испытывавшим совершенное недовольство самим собой, как часто бывает с людьми смешанного происхождения. Такие люди страдают от постоянных комплексов неполноценности и пытаются компенсировать их тем или иным образом. Тогда проявляются такие феномены, которые становились все более заметны в Гейдрихе.

– Знаете, мой дорогой господин Керстен, Гейдриха постоянно мучил факт его расовой нечистоты. Он хотел доказать, что германские элементы в его крови доминируют, тем, что отличался в разных областях, особенно в области спорта, в которой евреи не играют никакой роли. Он по-детски радовался, заслужив Серебряный спортивный значок и Значок наездника, побеждая в фехтовальных состязаниях, на охоте, привозя домой прекрасные охотничьи трофеи, или получив Железный крест 1-го класса. Но все это он делал ради единственной цели, не находя в этом никакого удовольствия, хотя пытался убедить себя в обратном.

В течение многих лет я мог близко его наблюдать и знаю, о чем говорю. Как мне было жаль его, когда он предлагал людей для службы в СС, обращая особое внимание на их безупречное расовое происхождение. Я знал, что в такие моменты происходит у него в душе. Он никогда не мог найти покоя; его постоянно что-то тревожило. Я часто говорил с ним и пытался помочь ему, даже вопреки собственным убеждениям, указывая на возможность подавления еврейских элементов вливанием более благородной германской крови, и приводил в пример самого себя. Как он был рад, когда отношение к тем, кто на четверть еврей, нашло выражение в расовых законах, хотя причиной тому были только политические соображения, чтобы окончательно решить еврейский вопрос. Однако в тот момент он был очень благодарен мне за такую помощь и как будто бы на время освобождался от своих тревог, хотя в долговременном плане ничто не могло ему помочь.

Гиммлер остановился, аккуратно зажег сигару и, глядя на голубые кольца дыма, продолжал, словно обращаясь к самому себе:

– В одном отношении Гейдрих был незаменим. Он обладал безошибочным чутьем на людей. Опять же в основе этого лежал его внутренний конфликт. Будучи сам расколотой личностью, он с уверенностью мог ощутить такой раскол в других. Он предвидел поступки врага или друга с совершенно поразительной ясностью. Его коллеги почти не осмеливались ему лгать; он всегда чувствовал ложь. Он мог читать их побуждения, как открытую книгу. Разумеется, начальником он был нелегким, и его справедливо боялись. Он навязывал подчиненным собственное беспокойство и погонял их так же, как что-то непрерывно погоняло его. В целом он был воплощением недоверия – «сверхподозрительным», как его называли, – и никто не мог этого долго выдержать. Если, презрительно скривив губы, он заявлял: «Господин рейхсфюрер, этот человек – негодяй», то в этом всегда что-то было, и достаточно скоро он с триумфом предъявлял доказательства. На многих докладах, которые мне приносили, а я передавал их ему, чтобы он высказал свое мнение, появлялась надпись: «Не верьте этому – просто слух – дикое измышление». Когда я спрашивал его, предпринимал ли он расследование по данному докладу, Гейдрих отвечал – еще нет, это просто его ощущение. Обычно он оказывался прав. Он никогда не забывал раз услышанных имен; его дар к сопоставлениям превосходил все прочие таланты, он был живой картотекой, мозгом, в котором хранились и сплетались воедино все нити. Короче говоря, он был прирожденным офицером разведки и идеальным главой полиции безопасности.

Гиммлер продолжал: