– Я тоже так раньше думал, – ответил Олендорф. – Но здесь скрывается слишком много моментов, о которых внешний наблюдатель не может получить верного представления. Рейхсфюрер считает, что любые приказы фюрера идут на благо Германии. И он отказывается верить объективным докладам со всего рейха, демонстрирующим, как люди реагируют на конкретные меры – например, как они критикуют речь фюрера. Рейхсфюрер хочет знать имена людей, сообщающих о таких нелицеприятных замечаниях, чтобы привлечь докладчиков к ответственности. По его мнению, немецкий народ просто не понимает фюрера или недостаточно развит, чтобы воспринимать его идеи.
Рейхсфюрер обладает глубочайшей верой в победу. Он не смотрит на предоставляемые ему доклады с точки зрения того, каким образом устранить те опасности, которые препятствуют победе. Куда больше он склонен рассматривать их как работу скептиков и пораженцев, которые пользуются этими докладами, чтобы выразить собственные жалкие идеи. Я не думаю, что в мире есть другая разведслужба, которой приходится так нелегко, как нам, ведь мы постоянно конфликтуем с собственным начальником и рискуем самим своим существованием просто потому, что стараемся предоставлять объективную информацию.
– Вы наверняка преувеличиваете, господин Олендорф. Просто все дело в том, что вы с Гиммлером обладаете совершенно противоположными темпераментами.
– Я нисколько не преувеличиваю, господин Керстен. Попросите только Брандта – ведь вы с ним большие друзья – показать вам письмо рейхсфюрера к Кальтенбруннеру, в котором он раскритиковал меня из-за Коха. Оно являлось предупреждением в мой адрес, потому что мои доклады назывались в нем ненужными и выдвигалась угроза закрыть всю внутреннюю разведслужбу. Вы думаете, что мои люди и я получаем от этого удовольствие? На самом деле рейхсфюреру нужна такая разведка, которая бы льстила ему оптимистичными докладами, отражающими его собственный взгляд на ситуацию. Это невозможно, ведь чем более критической становится ситуация, тем мрачнее доклады, которые всего-навсего отражают ее. Фюрер должен получать от рейхсфюрера четкое представление о ситуации, чтобы отдавать необходимые приказы. В практическом смысле нужна лишь организация, которая бы сломила сопротивление тех, кто осуществляет открытую или скрытую оппозицию этим приказам. Для этого существует гестапо. Отделение внутренней разведки СД не занимается отдельными противниками режима. Мы лишь расследуем случаи оппозиции, и наша задача – выявить те предпринятые партией или правительством меры, которые ее вызвали. Служба безопасности стремится к максимальной объективности в своих докладах. Она выдает фотографически точное изображение ситуации и берет на себя роль совести правительства, выясняя ситуацию во всех областях жизни и демонстрируя эффекты любых постановлений.
– Значит, вы не имеете никакого отношения к гестапо? – спросил я. – Должен признаться, что впервые это слышу, господин Олендорф. Я и мои друзья всегда думали, что ваши люди – полицейские шпионы Гиммлера.
– Тогда все было бы просто – мне не нужно было бы сидеть здесь и просить вас развеять те тучи, которые собираются над моей головой.
Олендорф прибыл в штаб-квартиру с докладом. Я воспользовался случаем, чтобы продолжить наш разговор и спросить, как он добывает материал для своих докладов. Эта система должна иметь что-то общее с гестапо, иначе он бы не получал таких сведений.
– Разумеется, у нас повсюду есть тайные агенты, – ответил он, – однако они – не наемные работники, доносящие на главу своей фирмы; у нас есть сотрудники во всех областях, во всех сферах жизни. Они сообщают нам о текущей ситуации и не получают за свою работу ни гроша. Мы очень тщательно отбираем этих людей и не пользуемся той информацией, которую доставляют из корыстных побуждений, особенно из-за карьерных соображений. Отдельные доклады и имена не представляют особой ценности. Мы рассматриваем их только как симптомы и пользуемся ими, чтобы составить общее представление, чтобы мозаика впечатлений превратилась в достоверный обзор жизни всего рейха. Нас не интересует, состоит ли автор доклада в партии, немец ли он или иностранец. Все, что нас заботит, – чтобы информация была точной.
В те места, где такую информацию получить трудно, мы засылаем своих людей. Однако в целом мы довольны тем, что доверие к нам растет, поскольку мы – единственная организация, способная предоставить объективный отчет о ситуации и о последствиях, которые оказывают постановления партии и правительства на весь рейх. Это доказывается растущим числом тех, кто добровольно делится с нами сведениями, – а наши информаторы происходят из всех слоев населения и из всех сфер жизни. Если только руководство воспользуется этой разведывательной системой, чтобы оценивать эффект своих постановлений, я буду считать дело своей жизни в этой области законченным; я намереваюсь развивать свою службу дальше, невзирая на оппозицию.