Естественно, что реакции и на это мое письмо о либерализации внешнеэкономической деятельности вновь не последовало. Наихудшие прогнозы, к огромному сожалению, подтвердились: даже по официальным, явно заниженным, данным на середину 1992 года более восьмидесяти процентов населения оказались за чертой бедности. А мафиозные и этнические группировки действовали все нахальней, активно разворовывая страну.
Грубейшие ошибки автора указа «О либерализации внешнеэкономической деятельности на территории РСФСР» Петра Авена нанесли колоссальный ущерб стране, огромные валютные потери; товарооборот снизился вдвое, мы безвозвратно ушли со многих рынков. Именно тогда были заложены основы офшоризации экономики, от которой мы не можем избавиться до сих пор. Категорически нельзя было вводить конвертацию рубля в условиях гиперинфляции!
С конца 1992 года началась «кампания большой приватизации». Еще один непродуманный и во многом предательский шаг и по отношению к президенту, которого, скорее всего, убедили замысловатыми экономическими терминами, и, конечно, по отношению к населению России.
Подготовленный Гайдаром и его правительством процесс этой приватизации практически стал необратимым. Впоследствии отобрать что-то у тех, кто незаконно присвоил себе значительную долю государственной, созданной трудом нескольких поколений наших предков, собственности, с юридической стороны не представлялось возможным. Кроме того, эта собственность, ставшая частной, уже многократно была перепродана.
«Шоковая терапия» Егора Гайдара взвинтила до небес гиперинфляцию, швырнула в нищету почти всё население России, обнулила огромные многолетние сбережения, хранившиеся в Сбербанке, обрушив покупательную способность населения. Произошло ураганное разрушение российской экономики. Кроме того, проведение по «либерализации внешнеэкономической деятельности» по Авену привело к потере многих внешних рынков, резко сократило экспорт и валютные поступления, разорило государственную казну. Деятельность «реформаторов» породила новые, невиданные доселе виды коррупции чиновников (своего рода «право первой ночи» – разрешительная или согласовательная подпись).
А ведь еще в 1990 году МВЭС РСФСР подготовило предложение по постепенному, без всяких шоков, переходу к рыночным отношениям, к конвертации рубля. Идея именных приватизационных чеков в привязке к твердой валюте (что защищало их от гиперинфляции), впервые предложенная мной и отданная на рассмотрение Ельцину и Силаеву, была, в принципе, одобрена. Силаев написал резолюцию на моей аналитической записке:
Планировалось пока удерживать цены, что в целом правительству в то время удавалось, и выпустить «приватизационные чеки» стоимостью в 10 тысяч рублей, но в валютном эквиваленте. Происходило это в 1990 году, когда за такие деньги можно было действительно купить автомобиль.
Параллельно антимонопольный комитет не сиюминутно, а постепенно начал бы «расслаивать» монопольные структуры. И только после этого предполагалось начать поэтапно отпускать цены на продукцию.
Несмотря на возникающие трудности (часть имущества находилась в союзной собственности, а часть – в республиканской), мы к середине 1991 года все же подготовили программу «народной приватизации».
Председатель Государственного комитета РСФСР по управлению государственным имуществом, заместитель председателя Совета министров РСФСР Михаил Малей предложил вместо чеков ввести приватизационные счета в банках. Тоже неплохое решение – меньше возможностей воровства и обмана наивных граждан и пенсионеров, не привыкших к рыночным отношениям.
К счастью, Борис Николаевич уже через несколько месяцев понял свою кадровую ошибку и в течение года без ущерба для репутации «реформаторов» вывел их из активной экономической политики.
В последний раз я видел Гайдара через много лет совсем при других обстоятельствах. Это было, наверное, в 1997 году.
Мне позвонил в торгпредство тогдашний посол России во Франции Юрий Рыжов:
– Витя, давай срочно приезжай ко мне на Гренель (резиденция посла), у меня для тебя большой сюрприз…
– Юрий Алексеевич, а нельзя ли завтра?
– Нет, никак нельзя – завтра сюрприз уже улетит в Москву.
Пришлось ехать, хотя очень не хотелось мотаться по вечерним городским пробкам в час пик. Я понял, что это был какой-то важный гость из Москвы, но никак не ожидал, что им окажется Егор Гайдар с женой Марией Стругацкой.
В большом салоне посольской резиденции за чашкой кофе и различными напитками сидели Рыжов, Гайдар и Стругацкая. Судя по состоянию бутылок виски и коньяка, я действительно долго был в пути.
Навстречу мне шагнул Гайдар. Это был уже совсем другой человек – уставший и постаревший раньше времени.
– Ну, вы же прекрасно понимаете, – пожал мне руку Гайдар, продолжая, очевидно, диалог с самим собой, начатый до моего прихода, – я ведь не мог иначе.
– Конечно понимаю, – ответил я, – забудем.