Пять лет рядом с президентом

Борис Николаевич, как выяснилось, следил за ходом избирательной кампании, особенно в своем округе. Однажды у меня на работе раздался странный телефонный звонок: звонили якобы от имени первого заместителя председателя Госстроя СССР Ельцина и просили на следующий день к 8:30 прийти на встречу на Пушкинскую улицу в новое здание Госстроя (сегодня там располагается Совет Федерации).

Зная повадки моих находчивых оппонентов, я попросил секретаря через несколько минут соединить меня с приемной первого зампреда Госстроя СССР, чтобы убедиться, что это не глупая шутка. Трубку почему-то взял сам Ельцин. Я переспросил, действительно ли Борис Николаевич хочет меня видеть.

– Да, – сказал Ельцин, – хочу, а почему вас так это удивляет? Или вы с утра очень заняты?

– Нет, Борис Николаевич, я обязательно приеду…

В приемной Ельцина я познакомился с Александром Коржаковым – телохранителем, будущим руководителем Службы безопасности президента РФ. В кабинет к Ельцину провел меня Лев Суханов – многолетний и, на мой взгляд, преданный помощник Ельцина. Оба произвели на меня вполне нормальное впечатление – обычные мужики, звезд с неба не хватают, но без особых вывертов и чванства.

Из-за стола встал и вышел мне навстречу для традиционного рукопожатия высокий, моложавый и подтянутый, в хорошо выглаженном костюме и идеально причесанный седой мужчина.

Хотя над этим иногда подсмеиваются, но у Бориса Николаевича действительно было крепкое рукопожатие. Конечно, я не раз видел его на митингах, но в реальной жизни он оказывал еще более сильное впечатление. Он обладал настоящей харизмой политического деятеля.

Ельцин попросил меня вкратце рассказать о себе и моей экономической программе, а потом сказал примерно следующее:

– Ваши предложения по постепенному переходу к рыночным отношениям мне кажутся в целом интересными. В избирательной кампании следует развивать именно эту перспективную тему. Думаю, ваши наработки могут пригодиться в дальнейшей практической работе. Буду вас поддерживать.

Ельцин, в отличие от Горбачёва и других партийных бонз, не «тыкал», даже если его собеседники, как я, были гораздо моложе…

Встреча продлилась минут тридцать, не больше. Я обратил внимание на одну особенность Бориса Николаевича. Он начал разговор, задал мне несколько вопросов, а потом неожиданно замолчал и напряженно посмотрел прямо в глаза. Я глаз не отвел и спокойно ответил, по существу. Было заметно, что он после этого внутренне расслабился, и разговор спокойно продолжился. На протяжении нашего многолетнего знакомства было три таких эпизода. Не исключаю, что это был его психологический метод добиться правдивой информации, который он применял в беседах со многими людьми.

Я увидел, что на левой руке у него не хватало двух пальцев. Как я потом узнал, в детстве он с друзьями пытался разобрать гранату, и она взорвалась. Это доставляло ему определенные неудобства: Борис Николаевич постоянно помнил об этом и старался скрыть увечье, либо сжимая руку в кулак, либо поворачиваясь к фотокорреспондентам правым боком. Пресс-служба президента также в основном размещала его фото в определенном ракурсе или по пояс, с учетом этой особенности. Усилия были не безуспешными, поскольку большинство людей как в России, так и за рубежом об этом даже не догадывались.

После встречи я возвращался воодушевленный и полный сил. Ельцин сразу произвел на меня большое впечатление, и первая встреча оказалась не последней. Я еще не мог точно сформулировать, в чем были преимущества Бориса Николаевича, по сравнению с Горбачёвым, но от него веяло удивительной силой и оптимизмом, в нем чувствовалась какая-то мощная пружина с огромной энергетикой, готовой передать свой заряд окружающим.

Я не навязывался Ельцину, он сам пригласил меня в свою молодую формирующуюся команду, и для меня это было очень важно. В моих действиях не было никакой корысти – Ельцин был дружно гонимым коммунистами оппозиционером, без власти, без каких-либо административных или финансовых возможностей. Сформировавшаяся впоследствии на I Съезде народных депутатов Межрегиональная депутатская группа (МДГ), одним из лидеров которой стал Ельцин, имела тогда чуть более 10 % голосов.

Примерно через 30 лет после нашей первой встречи с будущим президентом мой французский знакомый Лай Камара однажды спросил:

– Почему вы не воспользовались случаем и не схватили за хвост жар-птицу? Почему не попросили у Ельцина какую-нибудь маленькую монополию? Их в России огромное множество!

Действительно, почему? Ведь на протяжении многих лет у меня состоялись десятки официальных и приватных встреч с Борисом Николаевичем Ельциным, но ни разу я не попросил у него ничего для себя лично, что являлось залогом наших длительных и сбалансированных отношений. Вопрос Камара застал меня врасплох, я не смог ответить ни ему, ни, самое главное, самому себе. Скорее всего, так тому и надо было случиться, значит, так было правильно, справедливо и достойно… Мне и сегодня почти не о чем жалеть.