Пять лет спустя или вторая любовь д'Артаньяна (СИ)

— В таком случае, позволю себе предположить, вопрос о зачислении Моле младшего практически решен? О-ла-ла! Представляю, сколько будет разговоров, когда в роте узнают о его скромном происхождении! — воскликнул д'Артаньян. — И не просто разговоров — его замучат дуэлями. Не объяснять же каждому, что сын судейского принят по особому распоряжению короля.

— Здесь есть одна тонкость, — сказал де Тревиль. — Жена мессира Моле и, соответственно, мать Моле младшего происходит из старинного наваррского роде де Сен Северов. Король намеревается своим эдиктом сделать его Сен-Севером.

— Вероятно, у короля есть особые причины оказывать такую милость простому судейскому, — глубокомысленно заметил д'Артаньян.

— Насколько я понял из уклончивых слов короля, за мессира Моле ходатайствовал сам кардинал.

— О, мой капитан! — воскликнул лейтенант. — Как вы могли согласиться запустить в роту соглядатая кардинала?

— А как я мог не согласиться выполнить пожелание короля? Я пытался… Я сказал его величеству, что гораздо проще было бы сделать младшего Моле гвардейцем кардинала. Тогда его величество пояснил мне, что мальчишка мечтает только о мушкетерском плаще. Я подумал, что это не в характере кардинала засылать в мою роту своего человека таким грубым и откровенным путем. Это на него совсем не похоже.

— Пожалуй, вы правы. Но в таком случае королю следовало бы поспешить, — с тонкой улыбкой сказал лейтенант, намекая на известную медлительность короля при решении многих пустяковых вопросов.

— А он по обыкновению, не спешит, зато мессир Моле поспешил явиться ко мне… — вздохнул капитан мушкетеров. — К счастью, появились вы, мой друг, и я смог временно избавиться от него.

— Почему временно?

— Потому что он непременно вскоре явится ко мне опять. Я знаю этот тип людей. Они настойчивы, умеют добиваться своего. А мсье Моле к тому же, как говорит мне мой опыт, не прочь при случае обнажить шпагу.

— Если его сын унаследовал эту наклонность, я буду расстроен. Только забияки-кадета мне не хватало…

— Я в ужасе от того, что король затянет присвоение дворянства, а мне еще и еще придется встречаться с его отцом… Не могу же я ему объяснять, что по каким-то внутренним нашим соображениям мне не хотелось бы зачислять в кадеты человека с фамилией Моле.

Д'Артаньян понял, что разговор стал раздражать капитана, и поспешил перевести разговор на другие темы.

— Я рад слышать, что вы начали проводить набор, — сказал он. — Что-то произошло за время моего отсутствия?

— Ничего особенного, если не считать, что кардинал решил увеличить численность своих гвардейцев. И король немедленно последовал его примеру.

— Насколько я знаю, кардинал ничего не делает без веских на то оснований.

— Совершенно верно, мой дорогой лейтенант.

— Не означает ли это, что нас в недалеком будущем ожидает война? — спросил лейтенант и, заметив, что капитан не торопится отвечать, добавил: — В Гаскони молодые люди только об этом и думают.

— Да, я понимаю моих соотечественников, — вздохнул капитан мушкетеров. — Но увы! Я так отвечу на ваш вопрос: романтические порывы его величества успешно охлаждаются рациональными рассуждениями его высокопреосвященства.

Д'Артаньян кивнул с понимающим видом — ему не хотелось показать, что он почти ничего не уразумел из туманных, многозначительных слов капитана. Придется все это уточнять при встрече с друзьями. Кто-кто, а уж Арамис наверняка в курсе всех новейших слухов при дворе. Поэтому, не вдаваясь в расспросы, он сказал:

— Я обещал написать письмо на родину сразу же по возвращении в Париж. Его с нетерпением ждут десятки молодых дворян. Боюсь, их придется разочаровать.

— Они уже готовы были мчаться сюда?

— У короля не было бы более преданных солдат…

И старый и молодой воины от души сочувствовали своим нищим землякам: для них война была единственной возможностью хоть как-то вырваться из тисков нужды, а при удаче и попасть в поле зрение короля, источника всех благ на этом свете.

Поговорив еще немного о земляках, они перешли к последним придворным новостям.

— Мой капитан, — сказал д'Артаньян, — в Гасконь доносились слухи, что король подверг свою мать опале. Признаться, я не очень-то поверил в эту болтовню. Не будете ли вы так любезны просветить меня на этот счет?

— Вы ускакали в Гасконь в начале февраля, если мне память не изменяет.

— Совершенно верно. Благодаря вашему великодушию я немедленно получил отпуск, как только пришло тревожное письмо с родины.

— А все произошло в самом конце февраля. Вас уже не было в Париже. Как вы, конечно, помните, в прошлом году, когда король заболел и лежал при смерти в Лионе, королева-мать и королева Анна Австрийская дневали и ночевали у его ложа.

— Конечно, помню, мой капитан. Ведь именно я дневал и ночевал у двери в королевскую спальню, — с усмешкой сказал лейтенант.

— И, возможно, вы слышали, как они вырвали у короля тайное обещание отправить кардинала Ришелье в отставку?

Лейтенант скромно потупил глаза, давая понять, что его догадка верна.

— А потом король, вместо того, чтобы отдать Богу душу, вдруг выздоровел и вернулся вместе со всем двором в Париж.