Пять лет спустя или вторая любовь д'Артаньяна (СИ)

— Признайтесь, часто. И все, наверное, по таким же поводам? Из-за дам? — герцогиня не отнимала руки, а лошади, словно почувствовав что-то необычное в поведении своих всадников, умерили шаг и пошли бок о бок, отчего колени герцогини и Арамиса соприкоснулись. Герцогиня вздрогнула, зарделась, Арамис осторожно, мягким движением снял с ее руки лайковую перчатку и поцеловал ладонь там, где четкая, глубокая линия жизни сбегала к запястью. Он взглянул на герцогиню — глаза ее были полузакрыты, щеки пламенели, губы приоткрылись, обнажив удивительно белые, ровные зубы. Арамис еще раз нежно поцеловал ладонь Агнес, затем привлек ее к себе. Она глубоко, словно с облегчением, вздохнула и склонила голову ему на плечо. Арамис соскользнул с седла, взял крепкими руками герцогиню за талию и, приподняв, снял с седла, как пушинку. Она сразу же очутилась в его объятиях. Две шляпы упали на траву. Светлые, цвета спелой пшеницы кудри мушкетера и черные, как смоль волосы женщины смешались. Он почувствовал, как обмякло тело Агнес в его объятиях, и хотел было осторожно опустить ее на траву, но в это время совсем недалеко раздался звук рожка, а вслед за ним лай собак. Арамис отстранил герцогиню, несколько мгновений молча смотрел в ее застывшие шальные глаза, потом подхватил ее, поднял, посадил в седло. А сам, не касаясь стремени, взлетел на своего вороного.

Арамис действовал так стремительно, что герцогиня не успела ничего осознать и выглядела до странности безучастной. Он взял за узду ее кобылу, чтобы уехать от приближающихся к ним охотников, но лай собак, крики загонщиков, звуки рожков неумолимо надвигались. Охота мчалась прямо к ним и, казалось, охватила их со всех сторон. Арамис растерялся и в немой молитве поднял глаза к небу.

Солнце уже коснулось верхушек деревьев. В затуманенной страстью голове мушкетера явственно прозвучали слова Атоса: "…что бы ни случилось…" Сердце его тоскливо сжалось, он в отчаянии отпустил уздечку белой кобылы и провел рукой по лбу, словно отгонял наваждение.

— Мы чего-то ждем? — в недоумении спросила герцогиня.

— Агнес! — воскликнул он. — Я люблю вас! Я в вашей власти… я схожу с ума… но долг повелевает мне оставить вас… Поверьте, я разрываюсь между любовью и долгом. Никогда еще страсть не овладевала мной с такой силой! Простите, простите… я должен покинуть вас…

— Отпустите повод! — внезапно приказала герцогиня.

Арамис покорно выпустил из рук уздечку. Белая кобыла сразу же сделала несколько шагов в сторону. Арамис вскочил на своего коня, тронул его…

Неожиданно герцогиня крикнула:

— Подайте мою перчатку!

Арамис растерянно оглянулся — на траве лежала перчатка герцогини, которую он снял с ее руки и, видимо, невзначай уронил. Он свесился с седла, ловко поднял перчатку, отряхнул и подал даме. Та схватила ее, хлестнула мушкетера по щеке и яростно проговорила охрипшим голосом:

— Я больше не желаю знать вас! Не смейте никогда приближаться ко мне! Слышите? Ни-ког-да!

Всего лишь мгновение раздумывал Арамис, затем дал шпоры коню и стремительно помчался туда, где слышались звуки охоты…

Атос мерил шагами пыльную дорогу. Именно по ней лежал путь в Компьен. Невдалеке, на самом перекрестке стоял Базен, не спуская глаз с Венсенского леса, откуда должен был появиться его хозяин. С этого перекрестка можно было ехать в Брюссель через пограничный город Аррас и еще в сторону Реймса и германских княжеств, а если через десяток лье свернуть на юг, то и в Лотарингию.

Солнце уже оторвалось почти на ладонь от верхушек самых высоких деревьев и стремительно взмывало к зениту.

Д'Артаньян бродил чуть в стороне, покусывая сухую травинку, и раздумывал: чьи же это все-таки кони удалялись в сторону от ядра охоты, направляясь в чащу леса? Скорее всего, кобылка герцогини и вороной Арамиса… Но он не уверен… Жаль, не проследил… Если его предположение верно, и это были действительно они, то герцогиня с ее темпераментом могла увлечь Арамиса как угодно далеко, — во всех смыслах — забыв о возложенной на нее братом задаче совратить короля… Говорить ли друзьям о своих неопределенных подозрениях? Лейтенант, вопреки логике, решил еще немного подождать.

Портос же, особо не задумываясь, забрел в запыленный придорожный орешник и грыз зеленые, незрелые орешки, выискивая в них небольшие белые ядрышки.

— Ну что ты застыл, как тривиальный камень! — воскликнул в сердцах Атос, обращаясь к Базену и удивляясь собственному раздражению. — Проверил бы снаряжение коня, — твоему господину придется пересаживаться на него.

— Что за тривиальный камень вы упомянули, граф? — спросил д'Артаньян, услышав реплику Атоса.

— В древнем Риме на перекрестках трех дорог ставили указатели. Их так и называли — камнем трех дорог, или тривио, или тривиальный камень.

— О-ла-ла! Как я не догадался! — воскликнул д'Артаньян, который немного знал итальянский.