Тут надо сделать небольшое отступление, касающееся Анфисиных отношений с противоположным полом. Естественно, что внезапно появившийся в раздевалке клуба «Искры и молнии» Юрик Эразмов был не первым мужчиной в жизни нашей героини, но до знакомства с ним она ни с кем долго не встречалась, да и не влюблялась никогда. Её связи с мужчинами всегда носили больше рациональный характер и, если можно так выразиться, имели второе, потаённое дно – Анфиса бывала близка только с теми из них, кто мог бы ей в чём-то пригодиться, помочь, посодействовать, замолвить словечко.
Когда же необходимость в партнёре отпадала, из жизни Распекаевой исчезал и он сам – так, будто и не было его. Никогда Анфиса не страдала, не тосковала, не скучала по покинутому кавалеру. Да и некогда ей было – она пробиралась сквозь тернии бизнеса к его звёздам, торгуя по будням и скупая товар оптом по выходным на самом дешёвом рынке Москвы. Лишь после знакомства с Люсей Подлипкиной у нашей героини появилось больше времени и стало намного легче с закупкой товара.
Дело в том, что через неделю после буйного празднования Первомая в клубе «Искры и молнии» Анфиса заняла просторное помещение, где некогда продавались меха и дублёнки, а спустя ещё неделю приобрела старенький, но в хорошем состоянии «жигулёнок» шестой модели. И дело сразу пошло в гору: со среды по понедельник Люся стояла за прилавком, два первых дня недели были всецело посвящены закупке нижнего женского белья по смехотворным ценам. Теперь на рынок Анфису возил собственный водитель в лице благодарной и преданной Подлипкиной. Теперь героиня наша изыскивала дешёвые склады, где можно было бы ещё прикупить красивое недорогое бельё, придавала трусам и лифчикам товарный вид, упаковывая их в отдельные прозрачные пакетики, приклеивая к ним лейблы известных фирм – даже таких, которые никогда и не изготавливали нижнее женское бельё, а производили, например, одни только духи или с 1953 года шили исключительно джинсы. Однако над подобными мелочами никто из покупательниц не задумывался – узрев на бюстгальтере знаменитую торговую марку швейцарских часов, они, не колеблясь, выкладывали за него половинную стоимость самых качественных часов в мире – в действительности же они приобретали турецкий или китайский лифчик, сшитый в каком-нибудь грязном, антисанитарном подвале, кишмя кишащем крысами.
Но стоп, стоп, стоп! Эдак автора может занести в подполье, в Турцию, в Стамбул, отбросить в Константинополь, и окунётся он в жизнь Византийской империи, чего доброго пустится в описание длительной осады Царьграда турецкими войсками 1453 года. А это ой как далеко от Анфисы Распекаевой, её компаньонки Люси и Юрика Эразмова! Что там далеко! Честно говоря, вообще никакого к ним отношения не имеет, как впрочем, и к ныне почившей Варваре Михайловне Яблочкиной, которая оказала огромное влияние на племянницу, особенно по части отношения её к противоположному полу.
Действительно, оставим на время историю знакомства нашей героини с Юрием Эразмовым. Пора бы поговорить об Анфисиной тётушке и ответить на недоуменные вопросы некоторых читателей, которые, дойдя до сего места, никак не могут понять, откуда это у старухи Яблочкиной мог взяться такой огромный капитал? Уж не была ли она часом крёстной матерью какой-нибудь мафиозной группы, тайно и преступно действующей в своих интересах?
Нет! Ни в коем случае! Автор может поручиться за Варвару Михайловну, что никогда в жизни она не имела ничего общего с мафией. Откуда ж тогда у неё трёхкомнатная роскошная квартира с двумя туалетами в доме на набережной? Откуда шикарный двухэтажный особняк под Москвой с таким огромным садом, в каком и заблудиться немудрено? Откуда счёт в швейцарском банке с невероятным количеством нулей и три килограмма золота, включая бриллианты?
Как бы это парадоксально ни звучало, хоть покойная и не работала в своей жизни ни одного дня, наследство, которое она завещала племяннице, было нажито честным трудом. Хотя... Лучше сказать не трудом, а путём, потому что ту деятельность, или нет, то времяпрепровождение, которое Варварой Михайловной было выбрано самостоятельно, как только ей стукнуло восемнадцать лет, назвать сложно.