Пять лет замужества. Условно

И ничего лучшего для начала, чем пригласить Анфису на банкет, женщины не придумали, после чего «мать родная» велела прокурорше осторожно предупредить всех достойных людей энской округи о нависшей опасности, дабы те были с незнакомкой поласковее, держались по-дружески и показали ей верх гостеприимства:

– Хорошо, если б она не рыскала с проверками по городу, а весело провела время у цвета нашей новой, так сказать, русской буржуазии – в их имениях, подальше от N, – задумчиво произнесла Светлана Тимофеевна и, резко повернувшись лицом к собеседнице, твёрдо и требовательно отрезала: – И пусть продержат её там, как можно дольше!

– Сверхгениально! – самоотверженно воскликнула Арашкова, ударив себя кулаком в грудь. – Пока она то у одного погостит, то у другого – время и выйдет! Не век же ей у нас торчать! – и Катерина Андреевна, довольно хмыкнув, испарилась из комнаты, а к вечеру о том, что из Москвы с проверкой прибыли две дамы под вымышленными именами, знал весь город.

Наконец прокурорша оторвалась от Анфисиного уха и потащила её в дом:

– А почему вы без сестры? – словно опомнившись, спросила Арашкова.

– Людмила у меня девица скромная, я бы даже сказала нелюдимая – любит побыть в одиночестве... Понимаете ли, склад ума у неё такой – философский, поразмышлять о смысле жизни, о бренности существования, так сказать, любит. Это для неё представляет больший интерес, чем общение с людьми, – несколько высокопарно молвила Анфиса, в то время как девица с философским складом ума, сидя в «Энских чертогах», поглощала цыплёнка табака, вперившись глазами в маленький экранчик переносного телевизора, с жадностью следя за слишком уж мудрёной и зигзагообразной, но в то же время (как ни парадоксально), не движущейся с мёртвой точки любовной историей Кончиты и Хуана, которым до сих пор так и не удалось совершить побег.

Оказавшись в огромном холле, Анфиса была буквально ослеплена ярким светом хрустальных, чрезвычайно пошлых бра на стенах и необычайного множества зеркал в рамах, из стекла же высокого сорта, с бьющим в глаза неестественным блеском, а также переливающимися нарядами собравшихся здесь дам. «Вот мещанство-то!» – пронеслось у Распекаевой в голове.

– Красота-то какая! Будто в рай попала! – восхитилась она вслух и вдруг, посмотрев на Катерину Андреевну, заметила, что и без того бесцветная и бледнолицая прокурорша побелела, как снег за окном, а её рыбьи глаза того и гляди сейчас выпрыгнут из орбит.

– Вам нехорошо? Что с вами? – испугалась Распекаева, если Арашкова вздумает вот теперь в обморок упасть, кто ж её здесь со всеми познакомит?

– Ой! – воскликнула прокурорша и схватилась за живот. – Не знаю, что со мной такое творится! Ой! Ой! Будто схватки! Светлана Тимофеевна! Голубушка! – и она вцепилась в кремовое шёлковое платье, проплывающее мимо них. – Это Анфиса Григорьевна Распекаева. Я говорила вам сегодня о ней. Возьмите её под своё крылышко. А я не могу, – речь прокурорши стала отрывистой, похожей на тревожное уханье совы. – Мне немедленно... Нужно... В туалет... Простите... – и она галопом ринулась вон из холла.

– Вы – Анфиса Григорьевна? Очень приятно, очень. А я Светлана Тимофеевна – жена Савелия Дмитриевича Коловратова, здешнего мэра. Но что это я! Вы уж, наверное, знаете! – и градоначальница умолкла и с любопытством и даже какой-то жадностью впилась глазами в нашу героиню.