Пять минут до любви

– Хорошо.

– Теперь диктуй.

– Что диктовать?

– Свой телефон. Адрес.

Сначала я забыла свой телефон. Потом адрес. Потом он странно подозрительно посмотрел на меня. Но когда я забыла свою фамилию, он спросил:

– Что с тобой?

Я улыбнулась, чтобы не расхохотаться ему в лицо (мне не хватало только гостиничных истерик!)

– Ничего. Совсем ничего. Понимаешь, мне так с тобой хорошо, что я забыла обо всем на свете.

Он расплылся от удовольствия. Мне захотелось в него плюнуть. Неужели ни один мужчина никогда не видит себя со стороны? Умиление было так явно выписано в его лице, что меня затошнило. Я боялась, что он прочтет истину в моих глазах. Но он не прочел.

В три часа ночи я очнулась как от резкого толчка в грудь и долго не могла понять, где нахожусь. Липкая пелена, еще не упавшая с глаз, мешала смотреть. Кто-то чужой, о котором я ничего не знаю. Было холодно, и на окне занавески шевелились от ветра. Я попыталась прийти в себя и понять, что меня разбудило. Не холод. Я обернулась. На белом фоне подушки выступало чье-то лицо. Резкие скулы, жесткий подбородок, запавшие глаза. От всего этого было не понятно, что делать – смеяться или плакать. Он был нелеп. Нелеп и неуклюж до ненависти, до отчаяния. Истина о моей тоске проступала как приговор. Что я сделала? Зачем я это сделала? Я всегда относилась к сексу легко и ненавязчиво – как к выпитому стакану холодной воды. И в единении тел не пыталась искать единения душ. Но я разочаровалась в этом той ночью – впервые в жизни. Может, совсем не так следовало искать? Может, именно от этого я проснулась как от глухого удара в грудь в незнакомой, казенной комнате? Ночью? Около трех?

Мятые простыни явно хранили отпечатки наших тел. Те, кто был до меня. Те, кто будут после. Я чувствовала себя оплеванной. Я пыталась понять, что значит – любить душой. Но мои попытки сурово разбивались о рифы житейской безысходности. Я чувствовала такую редкостную пустоту, которую испытывала только один раз…

Многие дни после той встречи с моим кошмаром, когда я ходила больная, потерянная, неприкаянная по застывшему, отчужденному городу. Я ловила себя, что могу простить все… даже то, что он сказал… Но мысль о том, что он мог предпочесть мне другую женщины вызывала просто непереносимую боль… Именно мысль о том, что после меня можно пойти к кому-то еще причиняло боль, не имевшую аналогов и сравнений.

Я всегда стремилась к тому, чтобы быть лучшей. Доказать это составляло для меня огромный смысл. Я усиленно боролась за место под солнцем и всегда сгорала в этой борьбе. Меня никто не бросал. Это я уходила. Уходила сама, потому, что считала так. Я всегда хотела быть лучшей. И сравнения с кем-то не могла простить. Может, это было глупостью, но мне было бы намного легче, если б я застала объект своей любви в постели с другим мужчиной. Мужчину (гомосексуальный опыт) я могла простить. Женщину – никогда. Не умевшая лгать, я не терпела лжи другого человека. И не умела забывать. Даже если бы я простила, то не смогла бы забыть.

В ту ночь, проснувшись от боли, я вдруг почувствовала эту странную психофизическую несовместимость с моим кошмаром. Если мы не совместимы настолько, что для него измена – обычное дело, а для меня – жизненный кошмар, зачем я к нему так стремлюсь? Зачем так хочу вернуть наши отношения, если он живет с кем-то? По самому больному месту меня ударил именно этот человек. Человек, которого я любила. В три часа ночи в постели я чужим мужчиной я поняла, что отомстила себе. Отомстила себе за боль. За ненависть. За отчаяние. За собственную обиду. Поэтому я должна его вернуть.

Под утро я вернулась домой. Как возвращалась всегда – откуда-то ни было и во что бы ни стало.

Но прошло очень много мучительных, долгих, раскаленных дней, прежде чем я действительно сняла телефонную трубку. Было очень много ночей, в которые я сражалась с присевшими на край моей постели демонами. А из темноты каждый раз выплывало лицо, калеча мою душу и застревая в ней как кровоточащий, воспаленный нарыв. При дневном свете моя логика поражала: я отомстила себе за то, что он меня обидел, причинил боль, а теперь я умираю от желания его вернуть! Я отомстила себе за то, что он посмел меня обидеть!

При дневном свете я с такой логикой я казалась себе умственно отсталой. Но потом приходила ночь. Демоны осаждали мою постель, и я не могла с ними спорить. И в окружающем ходе вещей я не хотела ничего изменить.