Пять минут до любви

Все внутри меня оборвалось и то, что это конец, подсказывали соленые потоки, лившиеся по моему лицу. Оба они разглядели, что я плачу, и это повергло их в шок. Все – таки мужчины (даже сотрудники ГАИ) плохо переносят женские слезы.

– Вы плачете? – сказал второй.

– Плачу.

– Вам плохо? Вызвать скорую?

– Нет. Мне плохо, но скорую не надо.

Оба растерянно замолчали, потом первый повторил:

– Это ваша машина?

Сверхчеловеческим усилием воли я постаралась взять себя в руки. И положилась полностью на волю судьбы. Будь что будет. Я сказала абсолютно спокойным голосом.

– Машина принадлежит телеканалу, на котором я работаю.

После этих слов задавший вопрос стал присматриваться ко мне более пристально, потом сказал:

– Покажите документы.

Дальше – снова невообразимое. Я протянула руку и открыла специальный ящик, предназначенный для документов. К моему счастью, там лежали какие-то бумажки и техпаспорт. Оба внимательно изучали их минут пять. В эти минуты я абсолютно ничего не чувствовала. Наконец мне вернули документы обратно.

– Да, действительно. По доверенности машиной могут пользоваться все сотрудники телеканала. Пожалуйста, ваше удостоверение.

Я обратила внимание на то, что в речи сотрудника Гаи впервые появилось слово «пожалуйста». Это было очень хорошим признаком. Показать удостоверение было совсем легкой задачей. Я открыла свою сумочку (к счастью, мне хватило мозгов ее не потерять), достала журналистское удостоверение и закатанный в пластик пропуск на концертное мероприятие. Они внимательно изучили и то, и другое. Потом кто-то сказал:

– Это вчера показывали вашу передачу?

– Мою.

– Значит, поэтому мне ваше лицо показалось таким знакомым! Я же знаю, что где-то вас видел! ВЫ еще там интервью брали…

– Да, брала.

– А что вы делаете здесь в такой час?

– Возвращаюсь домой после концерта. Впрочем, концерт еще не закончен, но я раньше ушла.

– Вы уверенны, что с вами все в порядке?

– Да, это просто личные неприятности.

– Как это глупо – доставлять такой женщине неприятности! Такие женщины, как вы, не должны плакать!

Этот переход был настолько забавен, что даже вызвал легкую улыбку на моих губах. Когда я отъехала от проклятого места, я не чувствовала ни рук, ни ног. Все омертвело и куда-то ушло. Даже желание смерти. Мне больше не хотелось умирать. В казино, оставленном за спиною, старая проститутка в синем платье продолжала выдувать кольца табачного дыма, с философским спокойствием уставившись в слепое окно.

Я развернулась и медленно поехала домой.

– Как ты себя чувствуешь?

Я открыла глаза. Горло свела резкая боль. Я ничего не могла ответить. В концертном дворце были огромные окна. В фойе зажигались и гасли огни. За спиной громкие звуки музыки падали в пол – на сцене еще настраивали аппаратуру для концерта. Там же в фойе, находившемся за моей спиной, было много людей. В воздухе сливались визгливые голоса, запах разлившегося спиртного, табачный дым и скрип стульев в буфете. Люди толпились в проходах, люди бегали вокруг, и было страшно холодно потому, что бесконечно хлопали входные двери.

Подняла голову. Оторвала лицо от стекла. На мрачной темной поверхности расплывалось большое влажное пятно от моей кожи. Дыхание застывало в прозрачные капельки воды. Это был обыкновенный конец.

– Тебе лучше? – в голосе моего оператора слышалось нетерпение. Он злился, что мой полуобморок мешает ему снимать. Это было лицо человека, ничего не понимающего в моей боли не желающего это боль принять. Принять то, что, кроме работы, я способна еще на человеческие чувства. Но это был единственный человек, бывший рядом со мной. Я должна была держаться с ним в рамках разума, чтобы не сойти с ума.

– Мне лучше, – голос хрипел, как сырой наждак.

– Может, принести воды из буфета?

– Не нужно.

– Ты уверенна? Может, не воды, а чего-то покрепче?

– Я же сказала – ничего не нужно.

– Хочешь кофейный ликер?

Я обратила внимание на то, как в стакане, зажатом в его руке, переливалась темная жидкость. И вспомнила, что до того, как все случилось, в компании других телевизионщиков он пил ликер. Залпом, не сгибая руки, я опрокинула себе в горло обжигающую жидкость. И в тот же момент сильно закашлялась – потому, что не умела пить. Мой оператор снисходительно потрепал меня по плечу.

– Давай бери себя в руки, и идем снимать в зал.

– Проводи меня к машине. Я еду домой.

– Куда ты едешь?

– Домой! Я больше не буду снимать! Я ничего не хочу видеть!

– Успокойся. Я понимаю, тебе тяжело, но ты должна взять себя в руки. У тебя есть работа. На тебя смотрят люди. Ты должна улыбаться.

– Плевала я на всех!

Он вздохнул. Интересно, откуда он брал терпение?