Пять недель на воздушном шаре(изд.1938)

Дик сразу понял мысль своего друга и, схватив один из ящиков с водой, весивший более ста фунтов, вышвырнул его за борт.

Освободившись от балласта, «Виктория» сразу подпрыгнула вверх футов на триста, и толпа, видя, что пленник уносится от нее в луче ослепительного света, огласила воздух неистовым ревом….

– Ура! – радостно вскрикнули Кеннеди и Джо. Тут «Виктория» снова рванулась ввысь, и на этот раз больше, чем на тысячу футов.

– Что случилось? – спросил Кеннеди, от толчка едва удержавшийся на ногах.

– Ничего, – ответил Фергюссон. – Просто этот негодяй, наконец, покинул нас.

Джо, быстро нагнувшись над бортом корзины, увидел, как дикарь с распростертыми руками летел вниз, как он несколько раз перевернулся в воздухе и, наконец, грохнулся о землю.

Доктор разъединил провода, и наступила полнейшая тьма. Был час ночи. Француз, все время лежавший в обмороке, открыл глаза.

– Вы спасены, – сказал ему Фергюссон.

– Спасен от мучительной смерти, да, – с печальной улыбкой ответил француз по-английски. – Благодарю вас, братья, но не только дни мои, а самые часы сочтены. Немного мне осталось жить.

И миссионер, вконец обессиленный, впал в забытье.

– Он умирает! – закричал Дик.

– Нет, нет, – ответил Фергюссон, наклоняясь над французом. – Но он очень слаб. Давайте положим его под тент.

Они осторожно уложили на постель это жалкое, исхудалое тело, все покрытое шрамами и свежими ранами от ножей и огня. Доктор нащипал из своего носового платка немного корпии и наложил ее на раны, предварительно промыв их. Он действовал умело и ловко, как настоящий врач. Затем, вынув из своей аптечки подкрепляющее средство, он влил несколько капель в рот миссионера. Тот едва имел силы прошептать: «Благодарю, благодарю».

Доктор, видя, что больному необходим полный покой, опустил над ним тент, а сам снова занялся своим шаром. «Викторию», учитывая присутствие на ней четвертого пассажира, освободили в общем от балласта в сто восемьдесят фунтов, и она держалась в воздухе без помощи горелки. На рассвете легкий ветерок тихонько понес «Викторию» к северо-западу. Фергюссон подошел к спящему миссионеру и несколько минут наблюдал за ним.

– Если бы только мы могли сохранить спутника, посланного нам небом! – промолвил охотник. – Есть ли хоть какая-нибудь надежда?

– Да, Дик, при хорошем уходе, на таком чистом воздухе.

– Сколько выстрадал этот человек! – проговорил взволнованный Джо. – Ему нужно было больше смелости, чем нам. Шутка ли: одному идти к этим племенам!

– Вне всякого сомнения, – отозвался охотник.

Доктор весь день не хотел будить миссионера; в сущности это был даже не сон, а дремота, прерываемая стонами и тихими жалобами. Состояние больного не переставало беспокоить Фергюссона.

Под вечер «Виктория» остановилась и неподвижно простояла среди мрака всю ночь. Джо и Кеннеди сменяли друг друга у постели больного, а Фергюссон все время один нес вахту.

На следующее утро «Виктория», поднявшись в воздух, уклонилась чуть-чуть к западу. День обещал быть великолепным. Вдруг больной несколько окрепшим голосом позвал своих новых друзей. Сейчас же подняли края тента, и он с наслаждением стал вдыхать свежий утренний воздух.

– Как вы себя чувствуете? – спросил Фергюссон.

– Как будто лучше, – ответил больной. – А до сих пор, друзья мои, мне все казалось, будто я вас вижу во сне. Признаться, я с трудом отдаю себе отчет в том, что случилось. Скажите, кто вы такие? Как вас зовут? Я хочу знать это, чтобы помянуть вас в своей последней молитве.

– Мы английские путешественники, – сказал Фергюссон, – пытаемся на воздушном шаре перелететь через Африку, и вот по пути нам посчастливилось спасти вас.

– У науки есть свои герои, – сказал миссионер.

– А у религии – свои мученики, – откликнулся шотландец.

– Вы миссионер? – спросил доктор.

– Я священник миссии лазаристов. Вас мне послало небо. Но моя жизнь кончена. Расскажите мне о Европе, расскажите о Франции, – ведь уже целых пять лет я ничего не знаю о своей родине.

– Пять лет! Один среди этих дикарей! – воскликнул Кеннеди.

– Это души, которые нуждаются в искуплении, – ответил молодой священник. – Это братья, дикие и невежественные, которых только церковь может наставить и цивилизовать.

Фергюссон долго рассказывал миссионеру о его родной Франции. Тот жадно слушал, и тихие слезы струились по его щекам. Время от времени он брал в свои лихорадочно горящие ладони то руки Кеннеди, то руки Джо и пожимал их. Доктор приготовил больному несколько чашек чаю, и тот выпил их с наслаждением. Бедняга почувствовал некоторый прилив сил, смог приподняться и, видя, что он несется по ясному небу, даже улыбнулся.

– Вы отважные путешественники, – начал он, – ваше смелое предприятие завершится благополучно; вы-то увидите ваших родных, друзей, вашу родину, вы…