Она читала мне книжки, рассказывала о жизни, научила шить, вязать и плести всякие безделушки. Врачи говорили, что развитие мелкой моторики каким-то образом поможет мне встать. Знаю, звучит смешно. Рукоделием мама не ограничивалась. В моей палате перебывали и столичные врачи, и знахарки, и экстрасенсы. Первые накачивали дорогущими лекарствами, вторые – чудодейственными снадобьями и примочками. Экстрасенсы вещали про ауру, чакры, подключение к космосу. Только всё зря. Ничего не помогало.
Так прошёл год. Я начала привыкать к мысли, что моё будущее – будущее инвалида. С невозможностью выйти из дома, утками, жалостливыми взглядами и одиночеством. Наверное, так бы оно и было. Но потом… Потом кое-что произошло…
***
Кира замолчала. У неё задрожали губы, она вскочила, и в следующее мгновение хлопнула входная дверь.
– Елки-моталки, – сказал Макар. – Что там ещё могло случиться?
– Даже не представляю. Схожу, поищу её.
Я встал и поспешно вышел на улицу. Мне не пришлось долго искать беглянку. Она стояла на дорожном бордюре, обхватив руками предплечья. В очертаниях неподвижности её фигуры мне почудилась девушка, стоящая на краю крыши высотного здания и мысленно уже переносящаяся куда-то совсем, совсем далеко. Но мир не желал с ней расставаться, и склонившийся фонарь, казалось, умолял девушку остаться, передавая печаль в струйках дождя.
Я подождал несколько минут, она так и не шелохнулась.
Подошёл, тронул за локоть.
– Пойдём. Дождь. Простудишься.
– Иди, я скоро приду.
– Боюсь, что без тебя я не найду дороги домой.
Она шагнула с бордюра вперёд и упала мне на грудь. Даже не знаю, сколько мы так простояли.
Вернулись. Кира ускользнула в ванную, а я прошёл в комнату.
– Ну как? – спросил Макар.
– Нормально, – ответил я, затягиваясь измятой сигаретой.
Немного погодя приободрившаяся Кира заняла своё место.
– Простите, что испортила вам настроение.
– Да не бери в голову, – отозвался Макар, – откровенность не бывает лёгкой. А без неё и морду набить некому. Так ведь, прозаик?
– Чуть по-другому. Если люди не откровенничают, значит, они друг другу не доверяют.
– Значит, и дружбы нет без откровенности, – заключила Кира.
– В точку, – подтвердил Макар. – Если тебе трудно закончить рассказ, можешь не продолжать. Мы поймём.
– Да я уже почти все рассказала.
– Так и что тогда случилось? – спросил Макар.
– В смысле?
– Ну, ты сказала: потом что-то случилось.
– Да, случилось, – ответила Кира, – мне не хочется пока об этом говорить. – И, немного помолчав, продолжила: – После этого я встала. Не сразу, конечно. Ещё полгода ушло на то, чтобы ноги снова обрели силу. Со спортом пришлось проститься, но училище я всё-таки закончила. Так что я – профессиональный хореограф. Вот так!
– За это надо выпить, – воодушевленно предложил я.
– Обязательно, – поддержал Макар. – За хореографа. Ещё бы знать, что это такое.
– Это специалист по хореографии, – с напускной серьёзностью растолковал я.
– Ну, так это же совсем другое дело, – развёл руками Макар, – просветил. Можешь теперь толковый словарь написать.
– Это постановщик танцев, – улыбнулась Кира. – Я три дня, вернее, ночи, в стриптизе работаю, а по утрам в студии танца на полставки. Веду класс для детей младшей группы.
– Странное сочетание, – удивился Макар.
– Хореография – это моё призвание, моя жизнь. А стриптиз… это просто заработок. И без него я пока обойтись не могу. Будут деньги – открою свою студию, тогда и попрощаюсь с этой работой.
– А потянешь? – спросил Макар.
– Дети с радостью на мои занятия ходят. Я же невысокого роста и для них почти своя. После занятий девчонки даже домой не хотят уходить. Шушукаемся, болтаем с ними, учу их браслетики, колечки плести, косметикой пользоваться. Ведь для меня это тоже радость.
– А бухгалтерия, аренда зала, оборудование, персонал? – не отставал Макар.
– Придёт время – разберусь, – спокойно ответила Кира.
– Тогда удачи. А она тебе ох как понадобится. Но, по крайней мере, на нас с Сашкой можешь рассчитывать. Поможем, если что. Так ведь?
– Да без вопросов, – ответил я, понимая, что красивые фантазии все равно разобьются о реальность.
Наивность, святая вера, искренность не могут тягаться с глупостью, невежеством и цинизмом. Исход предрешён – зло победит. Почему же тогда мы верим в добро? Ещё один парадокс. Может быть, потому, что побеждая добро, зло пожирает и само себя? Или эти субстанции не водятся в чистом виде? Не знаю. Но, так или иначе, а этой фантазёрке стоит хотя бы попытаться помочь.
Прыжок веры