— Я тебе соврал, — сказал он вдруг.
— О чем?
— О детях Демона. За детей мстить не принято, так что ничего бы вам не было. Вот если бы ты убила его сателлита… от тебя остались бы мелкие кусочки. Хотя, возможно, не в их случае.
Я промолчала, оставшись при своем мнении. Вернемся к этому разговору лет через десять-пятнадцать — тогда и посмотрим… в их случае или не в их.
— Скажи, — спросила я вдруг, — а что ты тогда сказал Майку Норману? В «Колизее»?
— Когда?
— Ну, ты сказал, что-то делает его особенным, в отличие от детей.
Это бы замечательный момент. Зак мог бы сейчас спросить: «Как тебе удалось услышать?» — и я бы ему все рассказала. Но он не спросил.
— А… я о том, что он жив. Это делает его особенным, действительно… в сравнении с нами. Возможно, Демону будет интересно с ним играть немного дольше, что бы он там ни задумал. И вообще, что-то есть в этом парне такое… не знаю. — Он пожал плечами, будто эта мысль внезапно пришла ему в голову. — Что-то глубокое. Он до хрена непростой, так что… может, и поломает все его планы. Вот будет весело, а?
— Смотря кому, — ответила я, внутренне констатируя, что моя вылазка в логово маньяка-растениефила не была напрасной. Результат вполне удовлетворял — Демон уже не казался ему совершенством без страха и упрека, и это был приличный шаг вперед.
Когда мы подъехали к зданию аэропорта Логан, Зак открыл дверь со своей стороны.
— Сиди, — приказал он мне. Через секунду хлопнула крышка багажника, и он вернулся с какой-то сумкой.
Я посмотрела. На первый взгляд — обычный продукт донорского пункта, три большие пластиковые упаковки. В неярком свете кровь казалась почти черной.
— Это тебе.
Говоря это, он не смотрел мне в глаза, и к лучшему — я бы тоже не смогла.
— Короче… я узнавал… тебе этого на много лет хватит. Она будет храниться, пока я жив, даже без холодильника. Первые полгода раз в неделю, а потом — раз в месяц, дозу ты знаешь.
— Зачем? — мой голос упал до шепота. — Я не могу, Зак… я не хочу быть твоим…
— И не будешь. Думаешь, мне оно надо? — Он хмыкнул и наконец встретился со мной взглядом. — Никакой связи не возникнет, если мы… никогда больше не увидимся.
Некоторое время я сидела, переваривая.
— То есть как?
— Голову включи, сестренка, — его голос стал слегка раздраженным. — Ты будешь жить как все люди, не дольше. Но пока принимаешь ее — твои приступы не повторятся.
— Это… очень хорошая идея, — выдала я наконец. — Спасибо.
— Не смей благодарить, — дернул он плечами. — Просто не хочу, чтоб ты коньки отбросила — это ж не в моих интересах. И вообще…
— Заткнись, Закери. Закрой свой рот.
Я обняла его и поцеловала. На секунду он застыл, напрягшись всем телом, а потом вдруг расслабился — и ответил. Никогда прежде не целовалась с вампирами — для этого практика нужна. Зубы как бритва. Но в тот момент мне было глубочайше наплевать и на боль, и на вкус собственной крови во рту — это было просто хорошо. Не восхитительно, невероятно и потрясающе. Просто хорошо, безо всяких идиотских эпитетов из романов какой-нибудь Сары Соплинг.
— Ты же не будешь скучать? — спросила я тихо.
— Ни в коем случае. А ты?
— Вот еще. Было бы по ком.
— И я ж об этом.
На секунду он замолчал, а потом сказал:
— Звони, если буду нужен. Но только по очень серьезной причине, а то мало ли что.
— Да на кой ты мне сдался? Я бы забыла тебя как страшный сон, но не смогу — как минимум раз в день придется тебя вспоминать. В молитве.
— Не переживай, скоро ты доведешь это до автоматизма — как все добрые христиане. К тому же и мне тебя не забыть.
Неожиданно он схватил мою руку и прижал к своему бедру. Пояс джинсов оказался повыше, чем обычно, и от татуировки были видны только уши, хвост и выгнутая кошачья спинка. Я погладила ее пальцем, и он положил свою руку сверху.
— Кэт, которая всегда со мной.
— А как же твоя сестра?
— Для этого не надо делать две татуировки. Одной достаточно.
Зак открыл дверцу машины — а потом вдруг наклонился и неловко поцеловал меня в щеку.
— Ну… пока.
— Пока. — В глазах не поймешь от чего защипало, и я поспешила отстраниться. — Не тормози — опоздаешь. Терпи тебя потом до следующего рейса…
— Да иди ты к черту.
— Да сам иди. Придурок.
— Тупица.
— Слабак.
Дверь захлопнулась. Уходя, он беззвучно сказал: «Дура», но сквозь слезы я едва разглядела.
Следующие несколько дней после отъезда Зака я с опаской ожидала ломки, но она так и не наступила. Это не значило, что я ничего не чувствовала, однако чувство не было ломкой. Похоже, я просто… скучала. По-человечески.
Кстати, о человеческом. Почти сразу же я переехала в Новый Орлеан с твердым намерением позабыть о моем прошлом раз и навсегда и наконец начать нормальную жизнь, без монстров, крови и прочих вампирских штучек. И какое-то время у меня это даже получалось. Какое-то время.