Пять Ночей

Я только к вечеру освободился, и мы поехали. Кира то плакала, то смеялась, про мать рассказывала и всё просила, чтобы я тебя уговорил на неё не сердиться. Мол, доброе ты дело сделал. Потом уснула. Я даже обрадовался: дождь идёт, дорога мокрая, а она в ухо тарахтит. Расслабился, наверное, тут на дорогу этот пацан и выскочил. Я по тормозам, выкрутил руль, с дороги вынесло, машина на бок, несёт по мокрой траве. Там пенёк был. Мы в него сначала вмазались, а потом ещё в дерево.

У меня рука сломана и рёбра помяты, а на Киру весь удар пришёлся. Я её еле из машины вытащил, донёс до дороги. Пацан сбежал, телефон не ловит, дорога пустая. Наконец какая-то шоха появилась. Я тормознул, чуть под колёса сам не лёг. Там дед перепуганный. Уложили Киру на заднее сиденье и погнали в райбольницу. Поставил там всех на уши. Киру сразу в операционную, меня в гипс. Короче, приезжай. Я тебе адрес и метку сейчас на вацап скину.

Макар отключился. Я разжал онемевшие пальцы, резко вскочил – голова закружилась, чуть не шлёпнулся. Спрессованный клубок событий и паранойи оглушил сознание. То, что я похоронил внутри себя, ещё боролось за свою жизнь. Так же, как и несчастная девушка. Её душа бродила между мирами.

Переведя дух, собрался с мыслями. Время третий час. Надо вызывать такси и сообщить Дарье, что завтра на работу прийти не смогу. Звонить поздно, отправил эсэмэску. Дарья перезвонила через секунду:

– Что случилось?

– Макар с Кирой на трассе в аварию попали. Сейчас в районной больнице. Поеду к ним.

Короткая пауза и ровный, безапелляционный тон.

– Буду через полчаса.

***

Дорога. Под нахрапистый рёв мотора свет неоновых фар раздвигает бесконечно глубокий занавес темноты. Тем же маршрутом, сквозь ту же вязкую стену дождя, на той же безрассудной скорости и, возможно, с тем же печальным концом. Да и чёрт с ним. Уже нет никакого желания цепляться за здравомыслие. Но какая-то сила словно сопровождает нас. Автомобиль стукается о края невидимого тоннеля, визжит от боли и взревев, снова набрасывается на тьму.

Где-то там, в самом её сердце ждут нас наши друзья. Судьба связывает людей по собственной прихоти, независимо от их мещанских или высоконравственных предпочтений. И идут они в связке, как альпинисты по гребню: сорвётся один – борются за жизнь все; обрежешь верёвку – дальше иди один.

Мы без конца слышим: люди хуже животных, не заботятся о своём потомстве, убивают ради забавы, придумывают всё более изощренные пытки. Но тогда почему в миг, когда водитель отчётливо видит перед собой приближающуюся смерть пусть даже самого никчёмного человечка, он неосознанно спасает его жизнь, но взамен – ставит на край пропасти свою и своих близких. И неважно, новичок за рулём или профи, верующий или атеист, – абсолютное большинство в этот момент отдают себя на милость Господа или судьбы, выворачивая руль. Почему отключается инстинкт самосохранения, самый главный инстинкт всех живущих на земле тварей? Можете назвать хоть одно животное, способное на такое? Я – нет.

***

У входа в больницу курил Макар. Рука в гипсе, под глазами круги. Подскочившая Дарья ощупала, оглядела.

– Напугал, зараза! – выдохнула она, – только выйди из больницы, я тебе сама руки-ноги переломаю.

– Да ладно тебе, – скривил улыбку Макар, – всё равно без меня жить не можешь.

– Хорош трепаться, – прервал я их традиционные разборки. – Как Кира?

– Пришла в себя. Врачи говорят, теперь выкарабкается.

Я выдохнул и закрыл глаза. Как хорошо, что самое страшное уже позади! Выкарабкаемся.

– Она о матери спрашивала, – добавил Макар.

– Ну, так давай звонить.

– Звонил.

– И что?

Макар смотрел в сторону и молчал. Затягивался, будто это последняя сигарета.

– Что ты завис? – заорал я, – не тяни жилы.

Макар наконец посмотрел на меня и негромко, почти виновато сказал:

– Скончалась она. Вчера ночью.

Эпилог

…Наступает момент, когда ты как бы оказываешься в пустоте. Ни дорог, ни перекрёстков, никаких следов. Куда идти? Зачем? Да и сил никаких нет. Одиночество, неизбежность, нет страха, нет желаний, нет воли двинуться с места. Горизонт очерчивает только прошлое, будто жизнь уже прожита, и ты по инерции катишься к последнему дню. Ты пытаешься быть весёлым, ныряешь в стакан, глумишься над коллегами, искусственно раздувая собственную значимость. Оглядываться не хочется. Там то, что ты пытался забыть, завалить грудой беззаботных воспоминаний. У каждого живут свои скелеты в шкафу. Одни прячешь от всех, другие прячешь от себя.

Но однажды прошлое настигает тебя. В обычном разговоре среди пустой трепотни. И ты либо врёшь самому себе, либо вытаскиваешь события в слегка искривлённой форме, пытаясь натянуть на себя всеобщее сочувствие. И даже этого шажка бывает достаточно, чтобы ощутить раскаяние, сдвинуться с места и тащить свой противоречивый багаж сквозь жизнь, всё так же переполненную испытаниями.