Глава 4 Первая битва Браззавиля
Наступила весна. Погода быстро менялась. Миновали весенние дожди. По их окончанию лагерь должны были разобрать и отправиться в путь к морю, где в диких садах появлялись первые весенние плоды. Отряд остался на месте вопреки необходимости пути.
Эл не спрашивала о причинах. Она догадывалась, что со дня на день причина выясниться.
Долгое пребывание среди смертных, необходимость скрывать силу, притупили ее способности, что Эл только радовало. Ее арсенала больше, чем достаточно, а она не против была пожертвовать гораздо большим ради достижения цели.
Браззавиль заслужил не только поклонение, но и симпатию племени. Эл изначально опасалась, что в нем не увидят воинских качеств и начнут презирать, как слабого, как не воина. Но как раз противоположные воинственности качества и вызвали эту симпатию. Он не доказывал превосходства в схватках с воинами, он говорил с ними, если возникали споры или попытки проверить его боеспособность. И как-то постепенно, такие попытки сошли на нет. Эл не сказала бы, что он отличается острым умом или находчивостью, что намеренно пытается произвести впечатление. Просто в его поведении была неподдельная искренность и отзыв на любые обращенные к нему призывы, будь то вызов сильного или задушевная беседа. Он балансировал на границе между твердостью своих убеждений, коих у него было немного и способностью признать свое невежество. Его естественность породила даже новую моду на отношения в племени. Он еще не стал безоговорочным лидером для них, но был безусловным кандидатом в короли. Если бы он был силен и властен, то протестов могло оказаться больше. Обладай он огромными познаниями и манерой величественно вести себя, его заподозрили бы в гордости и желании насаждать свои знания. Его считали особенным и вместе с тем своим. Он как говорился "прижился" в этом гордом и противоречивом народе. Эл в который раз убедилась, что удача ей не изменяет. Она больше не занималась его обучением, его учили те с кем он жил. Бродяга навсегда исчез в прошлом.
Полага своим не стал. Он даже не пытался. Его перемены Эл приписывала на свой счет и не считала их благом для него. Полага мрачнел, стал выглядеть старше. Он сторонился Эл, она улавливала возникающее в нем напряжение, едва она попадала в поле зрения. Эл сама уходила от контактов, они не будут Полаге на пользу.
Он опекал Браззавиля уже не из участия, не из дружеских чувств, Полага понял, что предсказание стало сбываться, и отнесся к своему положению, как к службе в новом качестве, место певцов занял Браззавиль.
Эл не вникала в их беседы, случавшиеся время от времени, не так часто, как прежде. Полага вел себя как старший друг. В глазах племени он прочно занял пост телохранителя, наставника и советника молодого короля. Отстраненное поведение сделало из него вдумчивого и строгого человека, к которому не следует обращаться без особой, крайней надобности. Эл поддерживала эту иллюзию значимости, если к ней приходили советоваться. Она посылала их к Полаге. Он обещал подумать или отвечал непонятно.
Этим утром Эл возвращалась в лагерь привычной дорогой. Чтобы на нее обращали меньше внимания, она поселилась в отдалении, так чтобы ее жилище не попадало в поле зрения постов. Спускаясь с возвышенности, она увидела цепочку людей приближающихся к лагерю. Они смотрелись издали тонкой и юркой змейкой. Вот и появилась причина задержки в движении отряда.
Эл больше не носила черную одежду, она была уложена и зашита в небольшой полотняный конверт, который хранился у Полаги. Она была одета как все, на голове носила что-то напоминающее шляпу, так она сливалась с толпой и не вызывала пристальных взглядов, когда сновала по лагерю.
Браззавиль накануне просил встречи с ней, теперь они общались в официальном русле, Эл поощряла такие отношения, чтобы загасить ту невольную симпатию, которую Браззавиль к ней питал.
Отряд должен был увеличиться и Браззавиль, наверняка, хотел спросить, как ему себя вести.
Эл остановилась, не доходя до границы стана, и всмотрелась в даль.
Змейка росла в размерах, и Эл разочарованно замотала головой. Замыкался еще один круг ее жизни. Шурша ножками по мокрому от дождей полю, к лагерю стремительно приближалась стайка рыжих коротышек. Шустрая орава насчитывала на глаз около пятисот человечков, не меньше.