Пять откровений о жизни

В следующие несколько недель Йозеф рассказал мне множество историй, в основном про любовь к работе. И он, и его жена Жизела пережили холокост; после освобождения из лагеря они перебрались жить в Австралию. Иногда Йозеф что-то рассказывал о жизни в концентрационном лагере, но сама я никогда не расспрашивала его об этом. Если ему хотелось поделиться, я всегда внимательно его слушала, но он сам решал, что и когда рассказывать.

Мы с Йозефом быстро подружились и с удовольствием болтали обо всем на свете. Нас сблизило схожее чувство юмора, к тому же, мы оба были по натуре довольно тихими людьми. Разница в возрасте нам ничуть не мешала, и наше общение становилось все глубже с каждым днем.

Весь день напролет Жизела то и дело заходила в комнату с новым блюдом, уговаривая Йозефа поесть. Кухарка она была замечательная, но ее муж уже почти совсем не мог есть, а она все еще готовила помногу – отчасти по привычке, а отчасти из-за отрицания очевидного.

Семья каким-то образом убедила врача не говорить Йозефу о приближающейся смерти. Более того, родные не только скрывали от него, что он умирает, но даже пытались убедить его, что он поправляется. «Давай, Йозеф, поешь. Тебе скоро станет лучше», – повторяла Жизела. Я сострадала ей всем сердцем: ее страх перед истиной был невыносимым.

Йозеф теперь съедал за целый день не больше баночки йогурта, и сил у него почти не оставалось – даже с моей помощью он уже не мог дойти до гостиной. Однако родные по-прежнему убеждали его, что он вот-вот поправится. Я молчала, пока Йозеф не задал мне прямой вопрос.

Жизела как раз вышла из комнаты. Йозеф сидел в кровати, а я массировала ему ступни – до меня ему никто никогда не делал такого массажа, и в последние недели он к нему пристрастился. Я же с удовольствием баловала своих пациентов всевозможными приятными процедурами, вероятно, поэтому мы с ними так сближались. Многие наши беседы происходили, пока я массировала ноги, причесывала волосы, чесала спины или полировала ногти.

– Я ведь умираю, Бронни, да? – сказал Йозеф, когда жена вышла из комнаты. Я кивнула.

– Да, Йозеф.

Он тоже кивнул, явно испытывая облегчение от истины. Я же после опыта с семьей Стеллы поклялась никогда не говорить своим пациентам ничего, кроме правды.

Йозеф некоторое время смотрел в окно, пока я молча продолжала массировать ему ноги.

– Спасибо. Спасибо за правду, – произнес он наконец со своим сильным акцентом. Я улыбнулась и снова кивнула. Мы еще чуть помолчали, затем он заговорил:

– Они просто не могут этого выдержать. Жизеле слишком больно говорить со мной об этом. У нее все будет хорошо. Но обсуждать это она не может.

Йозефу стало легче от того, что он наконец узнал истинное положение дел, а мне – от того, что мне не нужно было больше врать. Он спросил:

– Мне уже недолго осталось, да?

– Думаю, что недолго, Йозеф.

– Недели, месяцы? – настаивал он.

– Я правда не знаю. Но я бы думала, что скорее недели или дни. Мне так кажется, но точно я не знаю, – честно ответила я. Он кивнул и вновь уставился в окно.

Очень немногие люди способны предсказать точно, сколько времени осталось человеку, если только он не находится очевидно на последнем издыхании. Но именно этот вопрос и пациенты, и их родные задавали мне регулярно, иногда по многу раз. Опыт уже позволял мне оценивать положение дел, и я знала, что ситуация может меняться очень быстро. Например, нередко перед финальным ухудшением пациентам ненадолго становилось существенно лучше.

Успех моей работы сиделкой напрямую зависел от интуиции. Опираясь на интуицию, я и ответила на вопрос Йозефа. Мне не хотелось этого делать, но еще больше не хотелось лгать, говоря, что ему остались месяцы, когда это было очевидно не так.

Массаж был закончен, и теперь мы оба смотрели в окно. Через некоторое время Йозеф прервал молчание.

– Как же я жалею, что так много работал.

Я молча ждала продолжения.

– Я очень любил свою работу, по-настоящему любил. Потому я так много и работал – ну и еще чтобы обеспечить своих родных и их родных.

– Но это же замечательно, раз так. О чем же тут жалеть?

Йозеф жалел, что родные так мало видели его с момента переезда в Австралию. Но больше всего он жалел о том, что не дал им шанса по-настоящему узнать себя:

– Жаль, что мне не хватало смелости говорить о своих чувствах. Поэтому я все работал и работал, а семью держал на расстоянии. Они не заслуживали такого обращения. Теперь я жалею, что мы с ними так по-настоящему и не узнали друг друга.

Йозеф признался, что и сам по-настоящему узнал себя только в последние годы, так что у его родных почти не было такого шанса. Его добрые глаза наполнились грустью, когда мы заговорили о привычных шаблонах в отношениях и о том, как трудно бывает через них переступить. Мы также обсудили, что это необходимо, если люди действительно хотят развивать отношения. Йозефу казалось, что он упустил возможность построить любящие и теплые отношения с детьми. Единственное, чему он за всю жизнь научил их на своем примере – как зарабатывать и ценить деньги.