Пять песен мира. Книга 1

Звуковики за окнами клубились, как черный туман. Машина будто бы влетела в грозовое облако. Всюду мелькали жадные красные глаза, высвечивая салон пугающим алым светом. Айрис затаила дыхание и так сильно вцепилась в рулевое колесо, что у нее костяшки побелели.

Твари обнажили бледные маски. Они были всюду, и смотрели в окна пугающим взглядом пустующих глазниц.

Звуковики должны были вот-вот наброситься на машину, раздавить ее, выдавить стекла, и вытащить Айрис с Алексом наружу, но этого не происходило. Сквозь вой слышались жалобные, истошные вопли курсанта, хрустели кости, хлюпала разрываемая плоть.

Но машину твари словно не видели. Они опутали ее, как опутали бы камень, или частичку проезжей части, или еще какой-нибудь объект достаточно твердый, не имеющий живой начинки, которой можно было полакомиться.

Не смотря на поведение курсанта, Алекс всем сердцем хотел выскочить из машины и помочь ему, чтобы спасти от чудовищ хоть кого-то. Он схватился за дверную ручку, но Айрис предусмотрительно щелкнула блокиратором дверей, и замки закрылись намертво.

— Открой! — Алекс взглянул на Айрис со злобой, и оскалил зубы. Лицо его от гнева покраснело. — Я сказал — открой чертову дверь, Айрис! Открой!

— Ему уже ничем не помочь, — равнодушно произнесла Айрис, бровью не поведя. Крики курсанта не могли ее разжалобить, не могли вызвать в ней никаких эмоций, не могли вызвать вообще ничего.

Вид масок Алекса вразумил быстро. Он знал, что стоило ему открыть двери, и они с Айрис тут же за это жестоко поплатились бы. Алекс понимал, что погибни он, ему бы уже никого не удалось спасти.

Ему бы никого не удалось уничтожить. Звуковики продолжили бы бесчинствовать и уничтожать людей, а ему этого не хотелось.

Ему хотелось истребить каждую тварь до последней.

Айрис примерно запомнила, где находилась дорога, в каком направлении была, и, немного подумав, надавила на педаль пуска. Мотор взвыл, машина рванула вперед и дернулась, когда истерзанный курсант попался на дороге и буквально развалился на окровавленные куски, рассыпавшись по капоту вместе с кровавыми брызгами. Излучатель ремнем зацепился за боковое зеркало, и повис там, как гиря.

Айрис выкрутила руль вправо, и практически в слепую, ничего не видя, надавила на педаль еще сильнее, совсем скоро вырвавшись из облака звуковиков. Алекс сидел будто окаменевший, и был сам не свой. Даже не моргал. Лишь смотрел на кровавые пятна, покрывшие капот, и переваривал в голове что-то очень тяжелое и страшное.

Только Айрис сейчас оставалась собранной.

Быстро же они поменялись ролями. Айрис отрывками вспоминала, как Алекс был сосредоточен, когда уводил ее от звуковика, когда потерял Валериана, и пытался вытащить ее из дома, как был собран, когда хотел помочь курсанту, но теперь, видимо, не выдержал. Не выдержал навалившегося на душу груза психологического давления.

В боковом зеркале виднелось огромное облако звуковиков, опутавших место, всю жизнь приходившееся ему домом. Твари будто бы устроили оргию на месте, которое было ему дорого.

Мимо проносились разрушенные тварями здания, проносились грязные переулки, заваленные обезображенными трупами, и некогда родной Демьян стал безгранично чужим и жестоким, изменившись за жалкие мгновения.

Алекс в надежде поглядывал на глазницы разбитых окон уставшим взглядом, надеясь, что кто-нибудь еще выжил, но там мелькали страшные маски звуковиков и их красные глаза. Твари сновали повсюду, летали по улицам, летали на фоне ночного неба, и кроме них словно никого не осталось.

Машина действительно стала невидимой, недосягаемой для звуковиков, но легче от этого как-то не становилось.

В салоне повисло гнетущее молчание. Алекс наблюдал за извилистой лентой дороги, и проворачивал в голове слова Валериана: «Я жалею обо всем, что сделал. Обо всем, кроме тебя».

Как это было понимать? И почему на душе вдруг стало так невыносимо тошно? Алекс считал, что Валериан его всю жизнь ненавидел, срывался на нем за мать, а потом пожертвовал собой, глазом не моргнув.

«Как это понимать?» — угрюмая мысль, раздражающее неведение. Алекс был уверен, что Валериан смог бы объяснить, дал бы разумный ответ, со всей своей отцовской суровостью, но поговорить с ним уже было невозможно. Алекс неожиданно ощутил бездонный дефицит общения с Валерианом, и дефицит этот стало невозможно компенсировать, ничем и никак.

Мертвые не разговаривают, и разговаривать нужно с живыми, пока имеется такая возможность.

Пока близкие рядом.

Пока никто не умер.

Алекс отключился от стресса и усталости, погрузившись в непроглядный мрак, и видел яркие сны.