Пять песен мира. Книга 2

Питер замер, и перестал управлять аэролетом, словно притворившись мертвым.

Аэролет пронесло мимо чудовища, и он влетел в Горное облако.

По окну загремел ливень, в густом тумане редко вспыхивали молнии, и слышались раскаты грома. Питер в страхе осматривался, но разглядеть не мог вообще ничего. Внезапно его аэролет резко остановился, и грудь Питера до боли сдавило ремнем безопасности. Воздух моментально выбило из лёгких.

— Твою мать! — ругнулся Питер, и стал хватать ртом воздух.

Вдруг послышался грохот и скрип, прямо над аэролетом, будто кто-то переломал железные палки голыми руками. Людвиг затаил дыхание, глядя на то, как обломанные лопасти медленно перестали вращаться.

Аэролет будто бы повис на сетке паутины, словно муха, которую вот-вот собирался растерзать хищный паук. Взвыли тревожные детекторы. Датчик оборотов двигателя показывал нулевые значения, в кабине возник резкий запах гари, и вой турбин стих.

Внезапно все приборы на переборках потухли, кабина погрузилась в угольную темноту. Питер затаил дыхание, слыша стук собственного сердца.

За бортом пугающе выл ветер, обтекая застывший в воздухе аэролет. По стеклу тарабанили тяжелые капли дождя, и поблизости вспыхивали молнии, высвечивая кабину. Раскаты грома звучали особенно зловеще, будто в фильме ужасов, и Людвиг прислушивался к страшному буйству стихии, дрожа всем телом.

— Ребята, вы живы? Кто-нибудь…. — в панике Питер говорил в гарнитуру, которая уже не работала, но он всё равно тщетно надеялся, что его зов о помощи кто-нибудь услышит.

Темнота вокруг кабины сгустилась, став совсем непроницаемой, и Питер чувствовал, что это была живая, подвижная тьма. Та тьма, из которой были сотканы тела звуковиков. Он чувствовал взгляд тьмы, голодный и пожирающий, который словно касался его горла кончиком холодного ножа.

Питер вращал глазами, всхлипывая, лицо его изобразило исступление и безысходность. Слева в аэролете натужно проскрипел металл, будто нечто вцепилось в лист брони, и медленно отрывало его. Раздался вой. Жуткий китовый вой, холодный и протяжный.

Вспыхнула молния, ослепив Питера, и когда взор его прояснился, он увидел десятки красных глаз. В этих взглядах не было ничего человеческого. Лишь пустота, мрак, и вечный голод. Не выдержав, Питер закричал, выхватил из кобуры пистолет.

В этот момент Звуковики вцепились в крышку кабины и стали отрывать ее, чтобы добраться до еды.

Питер засунул дуло пистолета себе в рот, языком ощутив холодный металлический привкус, и надавил на спусковой крючок. Спуск застыл намертво.

— Нет! — крикнул Питер, вынув пистолет изо рта и с ужасом глядя в беспощадные глаза звуковиков. — Пожалуйста, не трогайте меня!

В панике Питер забыл снять оружие с предохранителя, и руки у него задрожали так сильно, что он выронил пистолет в попытках привести его в боеспособное состояние. Пистолет упал между стоп, стукнувшись об пол. Людвиг попытался наклониться за ним, выбросив руку вниз, но ремень безопасности крепко прижал его к креслу.

Крышка с грохотом оторвалась, потоки ливня хлынули в кабину, сразу же пропитав форму Питера насквозь. Щеки обожгло холодным, завывающим ветром.

Питер почувствовал многократные вспышки острой боли в груди, и тихо простонал, вниз по животу потекла кровь. Звуковики вогнали ему в грудь десятки щупалец, и удовлетворенно завыли, наблюдая, как он прыснул кровью изо рта.

— Нет, — процедил он сквозь окровавленные зубы. — Пожалуйста, нет!

Темный силуэт аэролета, целиком облепленного звуковиками, вырвало из темноты вспышкой молнии. Раскаты грома и вой ветра полностью глушили крики Питера. Его вытащили из кабины, и вспыхнула молния, на фоне которой черный силуэт тела четвертовали.

Глава 3

Под солнцем раскинулись обзорные площадки, располагавшиеся близко к аэродрому. Люди собирались около оград толпами, и глядели вдаль, ожидая возникновения чернеющих в контровом свете аэролетных силуэтов, летевших на фоне крупных облаков. Алекс взглянул на часы, заметив, что уже наступил полдень, и по план-заданию примерно в это время эскадрилья должна была вернуться. Прохладный ветер короткими порывами обдувал Алексу щеки.

Алекс взглянул на обзорные площадки, заметив, что людей собралось раз в десять меньше, чем собиралось тогда, когда он сам прибегал посмотреть на взлет «Воздушных асов». Стало немного тошно, когда вспомнились разговоры зевак, и разговоры с не самым лучшим содержанием. Гнилым и злобным содержанием. Даже издалека ощущалась желчность взглядов, мрачность мыслей. Никому не хотелось платить за тех, кто, скорее всего, умрет. После падения Демьяна налоговая нагрузка на людей возросла сильнее, и, пусть народ второго жилого кольца более обеспечен — жадность вынуждала его ненавидеть военных.

Алекс переживал. Ему не давали покоя мысли о том, как прошел первый боевой вылет у ребят, с которыми он много времени провел в учебке. Он испытывал стыд из-за того, что не полетел с ними, и чувствовал себя трусом. Пусть он остался дома не по собственной вине — чувство стыда никуда не исчезло.