Пять песен мира (СИ)

Линда. Яркие и красивые глаза, чувственные губы. Размер груди четвертый, и Василиса с удовольствием ее разглядывала. Было в ней что-то безумно притягательное. Каким образом Линде удалось выжить в Демьяне — загадка. Может, ей помог этот легкомысленный Торрэн, с которым они в строю постоянно переглядывались, будто влюбленная парочка.

— Вы, — Василиса посмотрела на Линду и Торрэна. — В половых желаниях придется быть сдержаннее. Кодекс летного училища запрещает интимные связи между курсантами, но все мы люди. Есть определенные места, в которых эти желания можно…. Реализовать. Но пока вам рано знать о них, и вы будете тихонько мастурбировать в разных койках, и так, чтобы никто этого не видел. Всё ясно?

— Так точно, — хором ответили Линда и Торрэн.

— Всё, мои хорошие, — сказала Василиса с удивительной теплотой, настолько неожиданной, что ребята в строю с трудом удержались от того, чтобы переглянуться. — Идем. Вам нужна форма. И потом, первым рейсом, мы отправимся на аэродром, где из вас сделают достойную часть подразделения «Воздушные асы». Поздравляю. Теперь вы не просто дохлые призывники, а курсанты моего, почетного летного спецподразделения. Теперь вы будете есть, как я скажу. Жить, как я скажу. И делать, как я скажу. Тогда, быть может, у вас что-то получится. А до тех пор даже думать забудьте о том, как жали раньше. Нале-во! Шаг-гом марш!

И только строй направился в нужную сторону, как Василиса тут же крикнула:

— Стоять! — и все застыли на месте, в непонимании того, что ей не понравилось.

Василиса медленно шагнула к Линде, и Линда с непониманием вылупилась на нее. Особенно с учетом того, что любопытный взгляд Василисы был решительно направлен на грудь. Линда сглотнула, и по виску ее скользнула капелька пота. Что-что, а система атмосферного климат-контроля на призывном пункте была замечательная. Все же, находился он на втором кольце, и жители второго кольца жили несколько лучше, будучи в состоянии позволить себе более частую и длительную имитацию лета. Вот и сейчас примерно имитировали лето. Точнее, период, предшествующий лету. Вроде бы погода была непонятная, иногда жарко, иногда холодно. Одеваться надо было еще по-весеннему.

Потому на Линде была легкая весенняя куртка.

— Ну-ка, — Василиса облизнула уголок губы, медленно расстегивая куртку Линды. С жужжанием молния расходилась, медленно открывая взору холмы налитой, упругой груди.

— Что вы…. — еле выдавила из себя Линда, чуть не дернулась, чтобы оттолкнуть Василису, но побоялась. Не осмелилась.

— Ну нихрена себе, — капелька пота сорвалась с шеи Линды, прокатилась по правой груди, и соскользнула в соблазнительную ложбинку. Василиса бровь вскинула, не в силах оторваться от такого пикантного зрелища. — Вот это бидоны, — Василиса сдавила грудь Линды, Линда тихонько простонала. Так Василиса мяла ее, сжимала и разжимала, наслаждаясь игрой и мнимым изменением размеров. Линда покраснела, стиснула кулаки, но ничего не осмеливалась сделать. — Тяжело тебе будет с такими сиськами в кокпите сидеть. Правда. Даже приборные панели у коленей закроет. Как ты живешь-то вообще? Ух….

— Х…. Хватит. Пожалуйста, — с трудом вымолвила Линда и зажмурилась, боясь, что ее ударят.

— Не любишь, когда милая девушка трогает тебя за грудь? — ухмыльнулась Василиса. — А если я сделаю так?

Внезапно Василиса взяла, и медленно облизала левую грудь Линды, оставив влажный след. Все парни, кроме Алекса, пораженно расширили глаза.

Выражение лица Василисы обрело печальный вид. Перед ее мысленным взором вспыхнули белые стены больничного кабинета, она почувствовала стянутые на кистях крепежные ремни, услышала жужжание хирургической дрели у себя за затылком, увидела слепящий свет лампы, такой, какие обычно вешали над операционными столами. Цепкие руки врачей в резиновых перчатках сжимались на голенях. У одной из медсестер грудь была примерно такого же размера.

Из-за наплыва воспоминаний у Василисы за ухом заболел маленький шрам, периодически дававший о себе знать, как символ того, чего ей никак не удавалось вспомнить.

— Ладно, — Василиса отпустила грудь Линды, и та, в свою очередь, резко прожужжала молнией, сгорая от смущения. — Идем. Жрать. Получать форму. В учебный корпус вылетаем вечером.

Казалось, новость это должна была порадовать Алекса, ведь он с самого детства наблюдал, как сотни аэролетов «Воздушных асов» взмывали над посадочными площадками и улетали за пределы звукового барьера. Но теперь не было этих посадочных площадок. Не было Демьяна. Демьян рухнул под облака, вместе с детством и мечтами Алекса, которые теперь казались наивными. Умершими вместе с Валерианом, который жизнь ради Алекса положил.

Глупость.

Сейчас он рассматривал «Воздушных асов» только как инструмент личной мести и истребления. Мести, в которой не было места глупым мечтам и детским переживаниям. Пора было взрослеть. А мир взрослых был жестоким и циничным. Значит, чтобы выжить в нем, нужно было самому таким стать, подумал Алекс.