Пять пятилеток либеральных реформ. Истоки российской модернизации и наследие Егора Гайдара

Тимур Аркадьевич захотел познакомиться с новыми коллегами своего сына, пригласил их в ресторан и – одобрил. Это одно из многочисленных свидетельств того, насколько близки были отец и сын Гайдары. И насколько важны были для Егора его новые коллеги и друзья. Виктор Ярошенко вспоминал: «Отцу, Тимуру Аркадьевичу, Егор представил нас, своих новых сотрудников (Николая Дмитриевича Головнина и меня), поздней осенью 1987 года. Ходили мы в кафе НИЛ („Наука и литература“) на ул. Чаянова (тогда еще 5-я Тверская-Ямская). Я живу теперь поблизости и каждый день, проходя мимо „Кофе Хаус“ (теперь уже „Шоколадница“), вспоминаю этот клуб писателей и ученых, который там недолго, но ярко просуществовал. Тимур Аркадьевич отнесся к нам благосклонно, а потом и дружески. Он очень беспокоился за будущее страны и за будущее Егора, политическое и научное. Отец много значил для Егора. Они были внутренне очень близки».

Из старых сотрудников в отделе остался лишь старожил редакции и рабочих дач «писарей»-спичрайтеров Владимир Алексеев. Он и обучал молодежь правилам подлинного партийного поведения, а также рассказывал истории из «прошлой», более изобильной жизни партноменклатуры, к которой теперь относились ребята-журналисты, обладатели синих, низшего разбора, цековских пропусков. Раньше, рассказывал Алексеев, меню в столовой ЦК было на двух страницах, теперь на одной. А иной раз готовили для простых работников аппарата мясо животного, убитого лично Леонидом Ильичом, – не пропадать же убиенным косулям и кабанам. Средний чек – один рубль… Молодым журналистам, попавшим в журнал ЦК, было неловко перед друзьями – они вдруг сами стали номенклатурой.

«Коммунист», пользуясь словами Пастернака, был «продуктом разных сфер». В этой идеологической коммунальной квартире, несмотря на явно реформаторский курс Фролова и Биккенина, кого только не было.

Собственно, так повелось еще со времен Косолапова: несмотря на вполне определенные позиции главного редактора, в «Коммунисте» и до перестройки присутствовали товарники (по сути – рыночники) и антитоварники, сталинисты-ортодоксы и еврокоммунисты (по своим взглядам).

И уж тем более во фроловско-биккенинские времена журнал был обречен на превращение в дискуссионный клуб, причем по самым разным вопросам, в том числе бытовым. Бунтарь Ярошенко однажды, уже во времена Биккенина, сохранившего фроловский курс, с высоты своего впечатляющего роста выступил против потери времени на катание сотрудников редакции посреди дня в ту самую цековскую столовую в Никитниковом переулке.

Появлялись совсем чужие партийному изданию люди, но их работа в журнале лишь подтверждала тот факт, что «Коммунист» – это не стыдное место даже для вне- и антисистемных журналистов. Каковым был, например, знаменитый в те годы журналист Геннадий Жаворонков, вдруг обнаруживший себя в тесном тихом кабинете на улице Маркса – Энгельса, а не в суетной круговерти редакции «Московских новостей». Задержался он там, правда, ненадолго.

А вот несколько чужой партийному духу литературный критик Игорь Дедков, у которого что-то не сложилось с Сергеем Залыгиным, и он не перешел на работу в «Новый мир», принял приглашение «Коммуниста», стал обозревателем по вопросам культуры и литературы и задержался в журнале, уже переименованном в 1990-х в «Свободную мысль», на годы.