Пять плюс три

И правда, где-то за стеной, может быть, под окном — шум ветра всё путал — раздался плач. Он становился громче, ближе… Дверь класса распахнулась. Вбежала Стеша, вся в слезах.

— Матвей! — крикнула она. — Чикота нет! Клетка пустая!

Матвей вскочил, растерянный. Ребята, разинув рты, смотрели на него и на Стешу.

— Его съест кошка! — Стеша заплакала, уткнувшись в согнутый локоть. — А то… ветер забьёт… В такую погоду! Он отвык от… сво… боды!

Любовь Андреевна обняла её за плечи.

— Не плачь, не плачь! Не погибнет дрозд. Так, значит, клетка открыта?

— Открыта совсем. — Стеша всхлипнула: — Он погибнет!

— Да чего ради? Подожди… Матвей, ты был сегодня в Стешиной спальне?

— Я был, был! Но я, когда покормил Чикота, хорошенько закрыл дверцу!

Теперь Матвей часто заходил в спальню старших девочек, где на тумбочке возле Стешиной кровати стояла клетка с Чикотом. Под тумбочкой, в коробке, хранились запасы корма: ягоды, крошки, какие-то сушёные червячки. Матвей смотрел, как Стеша кормит Чикота, слушал, как она с ним разговаривает.

— А разве Стеша тебе позволяет самому кормить дрозда и открывать клетку? — спросила Любовь Андреевна.

Нет, этого делать Стеша ему не разрешала. Матвей опустил голову. Потом вздёрнул её, воскликнул горячо:

— Но я закрыл клетку, закрыл! Не сердись, Стеша! Мне показалось, что он очень хочет есть. Я закрыл клетку!

Томка жалостливо вздохнула:

— Может быть, он и сам не заметил, как не закрыл.

— Он не нарочно! Не сердись на него! — стали просить Маруся Петрова и Клава Гущина.

— Да что вы, глупые девчонки! — вскрикнул Матвей, — Я же закрыл, я знаю!

— Вот что значит делать без спросу! — тонким голоском пропела Соня Кривинская.

— Эх, ты, математик! — упрекнул Матвея Лихов. — Шляпа! Пропадёт теперь птица!

Матвей стоял красный, взъерошенный, губы его кривились и дрожали.

— Говорю же, что закрыл! — твердил он в отчаянии. — Я помню, как закрывал! Ещё мне показалось, что неплотно, я вернулся и проверил. Закрыл я!

— Я не сержусь. Ты ведь не нарочно, — пробормотала Стеша.

Но её широко расставленные, большие заплаканные глаза были полны упрёка. Матвей это увидел, зажмурился и разревелся: и Стеша ему не верит, а он помнит, отлично помнит, как закрывал клетку!

— Вдруг он… — внезапно произнёс Окуньков, на рубашке которого была приколота тряпочка с именем «Витя». — Вдруг он сам…

— Да, сам! — подхватил Окуньков Вова, мгновенно поняв брата. — Сам научился открывать дверцу.

— Этот дрозд, — пояснил Окуньков Витя, — Дрозды ведь умные.

— Они очень умные, дрозды! — поддержал брата Окуньков Вова.

Матвей перестал реветь и с восхищением уставился на близнецов. Оказывается, Окуньки-то совсем не дураки, а, наоборот, молодцы! Кто бы мог подумать?

— А что вдруг, правда, сам? — воскликнул Костя Жуков.

Но Стеша махнула рукой:

— Ну, что вы выдумываете! Дверца снаружи закрывается, ему никак не достать, если б и догадался. Бедный Чикотушка! — Она повернулась и стремглав выбежала из класса.

Взволнованные ребята ещё не успели снова рассесться по местам, как из сада донёсся жалобный голос Стеши:

— Чи-икот! Чи-кот!

Крики всплеснулись под окном и утонули в шуме ветра, скрипе веток.

— Ищет! — с жалостью произнесла Томка.

— Кончайте, ребята, работу, — сказала Любовь Андреевна. — Мы и так задержались.

Матвей двумя руками утирал нос. Видно, пальцы были у него в чернилах: на носу и на щеке появились лиловые пятна.

— Матвей, пойди умойся, — велела Любовь Андреевна.

Матвей поплёлся к двери. И сейчас же поднял руку Коля Воронков:

— Разрешите выйти!

Угрюмо оттирал Матвей под краном большой палец, когда к нему подскочил Воронков:

— Слушай, Матвейка, чего я скажу! Я ведь нарочно попросился в уборную. Знаешь, я чего вспомнил? Вот чего я вспомнил. Я бежал по коридору во втором этаже, вот когда нам надо было идти уроки готовить, и вдруг вижу: Сонька Кривинская из одной спальни вышла. Не из нашей. Вышла, оглянулась, да скорей-скорей по лестнице вниз. Чуешь?

В голове у Матвея шумело от обиды и огорчения. Жаль Чикота, жаль Стешу! Но, главное, кроме Окуньков и, может быть, Кости Жукова, ему никто не верил, что он и правда закрыл клетку! Даже Стеша сомневалась. Матвей плохо слушал, что там болтает Воронков.

— А вот из какой спальни вышла Сонька? Не из нашей — факт! А вдруг как раз из Стешиной?

Только теперь до Матвея дошло, что Воронков говорит, кажется, что-то интересное.

— Кто из Стешиной спальни вышел?

— Ох, какой ты! Да я же тебе толкую полчаса. Я сам не знаю точно, чья это спальня, из которой Кривинская вышла и скорей бежать вниз по лестнице. Но наши-то спальни ведь на первом этаже, а то на втором было. Идём покажу, из какой спальни Сонька вышла!

Как был, с мокрыми неотмытыми руками, Матвей побежал за Колей Воронковым.

Матвейка и Соня

Любовь Андреевна была очень недовольна. Все второклассники уже кончили учить уроки, а Матвей Горбенко и Коля Воронков так и не вернулись в класс.

У Воронкова было, правда, всё дописано, даже задача. Но у Матвея строчка заглавных уродливых «В» осталась незаконченной.