послышалось издали, и под звуки «Пастушка» на крыльцо вышел черный костюм. В руке он держал синий наган.
— Выходи по одному! — приказал он.
В двери появился Кожаный. Глянул на заходящее солнце, опустил голову.
За ним вышел Сопеля, и снова черный костюм. У этого в руке был наган, крупный, как птица грач.
Запинаясь за порог, вышли на свет Цыпочка и Жернов. Замыкал шествие капитан Болдырев. Его неожиданный серый костюм радовал глаз. Так уж получилось, что все, кроме капитана, были одеты в черное. Но тусклы и заляпаны пятнами были пиджаки «монахов», а хорошо сшитые костюмы милиции имели глубокий бархатный цвет.
Процессия, в которой было что-то торжественное, потянулась через площадь. Опустив глаза, заложив руки за спину, шагали «монахи». Только Кожаный поглядывал по сторонам.
И в этот момент появилась лошадь.
Ошибка старшины Тараканова
Впрочем, появляться она начала давно.
Как только Кожаный вышел на крыльцо — из ворот рынка высунулась лошадиная морда, а когда в двери возник капитан Болдырев, стал виден и лошадиный хвост, а за ним — телега, на которой стояло пять молочных бидонов. Шестым в телеге был возчик-молоковоз, схожий с бидоном, в кепке и телогрейке. По лицу его было видно, что он времени даром на рынке не терял. Пока молоко из бидонов переливалось в кувшины покупателей, сам он наливался квасом.
Еле приоткрыв глаза, он лениво подергивая вожжи и чмокал губами. Лошадь на чмоканье не обращала особого внимания и неторопливо двигалась к «Волшебному стрелку». А навстречу — процессия, возглавляемая человеком в черном.
Заприметив процессию, лошадь остановилась. С глубоким подозрением оглядывала она приближающихся людей. Лошадь, очевидно, была умна.
— Чмок, чмок, — сказал молоковоз. Он и не пытался полностью раскрыть глаза и оглядеть препятствие на пути.
— Давай, давай, проезжай скорее! — послышался строгий голос.
— Чего еще? Куда? Тебя не спросил! — грубо ответил молоковоз, открыл глаза пошире, надеясь похамить, и тут увидел человека с наганом в руке. Это зрелище настолько потрясло возчика, что лицо его немедленно окрасилось в тона простокваши.
— Проезжай, — повторил человек в черном, наганом указывая направление пути.
Но молоковоз никак не мог сообразить, что же это такое, как же так — наганом ему указывают. В голове его для нагана не осталось места, все было занято квасом.
Зато у Кожаного в голове места было достаточно.
— Сопеля! За мной! — крикнул он, прыгнул в телегу и вырвал вожжи из рук молоковоза.
Сопеля кинулся за ним, сшибая бидоны.
Двое в черном разом вскинули наганы и нажали курки.
Гром выстрелов должен был немедленно потрясти площадь, но капитан крикнул:
— Не стрелять!
Тотчас пули, которые уж вылетели было из раскаленных стволов, юркнули обратно и затаились в гильзах. Наганы нервно икнули, как братья-близнецы.
— Нооо!!! Холерааа!!! — рявкнул Моня Кожаный и так дернул вожжи, что лошадь прыгнула, махом влетела в лужу, подняв из-под колес волну, которая и скрыла от нас происходящее. Когда же волна рухнула обратно, лошадь была у капитанского мостика. Так уж получалось, что этот диковинный помост никто не мог сегодня обойти.
Как только телега сравнялась с ним — из-под мостика вылетели сразу две руки. Одна схватила Сопелю, а вторая должна была схватить, конечно, Кожаного. Должна была, но не схватила. Вместо Мони схватила она одеревенелого молоковоза и вслед за Сопелей втащила под мостик.
— Но! Холера! — рявкнул Кожаный.
Прыгая, как заяц-великан, лошадь неожиданно быстро ускакала в переулок.
— Доставить задержанных! — негромко приказал капитан и перепрыгнул лужу.
Тут же из-под мостика вылетела грозная рука и лихо взяла под козырек.
— Лошадь надо было остановить, — недовольно сказал капитан.
Рука покраснела от стыда и спряталась, а вместо нее из-под мостика сам собой выкатился мотоцикл.
Капитан сел в коляску.
А за рулем никого не было, и я уж подумал, что в этот день, полный неожиданностей, мотоцикл без водителя рванет за Кожаным. Но тут на улице появился новый человек. В три прыжка подлетел он к капитану, шепнул ему что-то на ухо, и тот махнул рукой. Человек обернулся в нашу сторону. Это был Вася Куролесов.
— Эгей! Голубятники! — крикнул он. — Валяйте домой!
Он прыгнул в седло, и мотоцикл ринулся в погоню.
Взгляд с капитанского мостика
Внезапный отъезд Куролесова произвел на нас сильное впечатление.
— Как же так? — шептал Крендель. — Только что лежал в смородине и вдруг…
Крендель напряженно глядел под смородиновый куст, под которым даже трава не была примята. У травы был такой вид, будто по ней никогда не ступала нога человека. Кармановская милиция умела, оказывается, не оставлять следов.