Пять президентов

— Кто бы вы ни были, — прервал Крафт, — оставьте государство в покое! Предоставьте нам заботиться о нем…

— Нет, не предоставим, — твердо возразил Гард, тоже прервав сенатора.

Как только незваные гости вышли, сенатор облегченно вздохнул, достал из глубины стола сигарету и закурил. Потом его взгляд нечаянно упал на незавершенный кроссворд. Одна графа его не была заполнена.

— «Оборотень»! — вспомнил Крафт. — Превосходное слово из девяти букв! Гм, это как раз то, что нужно…

Кроссворд был готов.

В таверне «Ее прекрасные зеленые глаза» посетителей почти не было. В углу шепталась влюбленная парочка да какой-то бродяга уснул за столом, уронив на руки голову.

— Коньяк, — сказал Гард подскочившему хозяину. — Два раза.

— Я не буду пить, — тихо сказал Таратура.

— Все равно два раза, — сказал Гард. — Даже три!

— Мартенс уже добрался до дома, — сказал Таратура. — Я не советовал ему жениться, вот дурак!

— Бог с ним, — миролюбиво заметил Гард. — Лично я понимаю женатых. Уют, кофе в постель…

— Заботы, волнения, ревность… — в тон Гарду продолжил Таратура.

Гард засмеялся:

— Ах, Таратура, сознайтесь, что вы ему просто завидуете! Вы не знаете, кстати, почему хозяин назвал таверну «Ее прекрасные зеленые глаза»?

Как раз хозяин подошел к столику и поставил три рюмки коньяка. Гард тут же выпил одну, потом рассмотрел пустую рюмку на свет.

— Признайтесь, — сказал он хозяину, — у кого были зеленые глаза?

— И прекрасные! — добавил Таратура.

— У той, которую я хотел бы любить, — заученно ответил хозяин и отошел к парочке влюбленных, уже готовых расплачиваться.

— Наверное, он всегда отвечает так, — мрачно сказал Таратура. — У него выработался стереотип.

— Если бы он ответил иначе, он был бы уже не он, — сказал Гард. — Он был бы оборотнем.

Коньяк действовал на Гарда довольно быстро. Сначала Гард, по обыкновению, грустнел, а когда хмель распространялся по всему телу, на комиссара нападала болтливость, остановить его было трудно. В редких случаях Гард становился буен и невоздержан в поступках, но эта, третья стадия навещала его крайне редко.

Неожиданно Гард отодвинул рюмку в сторону:

— Пока я не пьян, Таратура, надо поговорить.

«Грустная» стадия на этот раз оказалась короче, чем обычно. Таратура взял сигарету, и его губы, губы профессора Грейчера, сами собой сложились в трубочку и выпустили длинную и тонкую струю дыма, которая ушла под потолок таверны, завившись там кольцами. Гард проследил кольца до самого их исчезновения.

— Вам не показалось странным, Таратура, что мы ушли от Крафта ни с чем?

— Я вытряс бы из него душу, — признался Таратура, — но выбил бы признание.

— Какое?

— Если он не Грейчер, то знает, где он и кто!

— Увы, может и не знать.

— Просто боится признаться. Он нас испугался, Гард?

— Нет. Он струсил, пока думал, что мы грабители или убийцы. А когда понял, что нас интересует другое…

— А себя он тоже не боится?

— Привык. Он смирился, что он Крафт, и кто бы он ни был, сейчас наслаждается новым состоянием.

— Понимаю. — Таратура вновь полез за сигаретой. — В конце концов, если он был Ванкувером или кем другим, какая ему разница, нефть у него или сталь, ракеты или пылесосы. Уж коли внешность отобрали…

— Боюсь, Таратура, он добровольно отдал свое лицо.

— Это невозможно! — почти вскричал Таратура. — Я по себе знаю, как это страшно. А семья, дети, родители?

— Они ничто в сравнении с игрой, какую ведут сильные мира сего. У людей, одержимых одной алчной страстью, другие законы, другая совесть, другие привязанности. Деньги, положение, власть — вот их бог, содержание и смысл их жизни, и во имя этого они готовы пожертвовать честью, женой, детьми, лицом. Крафт ненавидит Ванкувера, потому что у того на десять миллионов больше, а не потому, что у того жена на десять лет моложе. А Ванкувер завидует тому, что в родстве с Крафтом состоит Бирмор, скважины которого в Муролии сидят поперек горла Ванкуверу. Он убежден, что из этих скважин можно качать в два раза больше. А Бирморы беснуются, потому что Ванкувер купил лучшие пляжи на Гавайях… О, Таратура, у них слишком много причин, чтобы завидовать и ненавидеть друг друга!

— Почему же они не перегрызутся?

— Волки тоже готовы разодрать друг друга в клочья, но тем не менее объединяются в стаи, чтобы опустошать стада.

— Они иногда убивают своих, — сказал Таратура.

— Только слабых, очень слабых!

— Вы хотите сказать, что Грейчер…

— Да, Таратура, среди них он как рыба в воде. С одними договаривается, с другими поступает как с вами. И все молчат! От перемены мест сумма не меняется. Если Ванкувер стал Крафтом, он теперь будет в родстве с Бирморами, а потому легче оттяпает скважины в Муролии. А его бывшая собственность, его пляжи на Гавайях будут приносить ему столько же неприятностей, сколько прежде они приносили Бирморам. Что изменится, старина, что?

Гард решительно опрокинул рюмку и крякнул:

— Но мы еще встретимся с Грейчером, Таратура! Не надо отчаиваться! Поверьте, старина, ваша прежняя шкура мне нравилась больше, чем эта…

11. БЕЗЛИКИЙ МИР