Пять президентов

Фойт внимательно глядел на задумавшегося комиссара, чуть-чуть покачивая носком ботинка. Гард думал долго, и Фойт успел несколько раз переложить ногу на ногу. Он очень не любил, когда комиссар умолкал. Он вообще не любил молчащих людей, угадывая большую опасность в них, нежели в говорящих. Кто его знает, что творится в голове молчащего человека, какие логические выкладки он там делает, к какому выводу придёт? Когда же мысли человека на кончике языка, живётся много спокойней, не говоря уже о том, что мысли вслух дают возможность подготовить достойный ответ…

Гард думал. Он думал о том, что слишком надёжное алиби не менее подозрительно, чем его отсутствие. Надо же устроиться так, чтобы в момент убийства Пита Моргана сидеть в кафе за одним столиком с самым верным агентом Гарда! Алиби Грейчера тоже непробиваемо, хотя… хотя от сотрудников Института перспективных проблем можно ожидать всего, чего угодно.

— Только умоляю вас, комиссар, не увольняйте Хьюса, — сказал вдруг Фойт, не выдержав гнёта молчания.

— И не подумаю, — спокойно сказал Гард. — Ведь вы же во сне видите его уволенным, Фойт. Вы его боитесь. С Хьюса хватит элементарной взбучки.

4. ТУПИК В ЛАБИРИНТЕ

Гибель гангстера волновала Гарда меньше, нежели смерть Лео Лансэре. Девять против десяти, что корни этого дела уходят в преступный мир, который для полиции, слава Богу, не потёмки. Кроме того, нельзя гнаться сразу за двумя зайцами.

Убийство Лансэре оставалось полной загадкой. Дневник его был необычен, образ жизни — зауряден, скрытая от всех работа — таинственна, намёк на шефа — зловещ, способ убийства — банален. Но быть может, у Лансэре были приступы вялотекущей шизофрении? Ну что ж, задание определить его психическую полноценность уже дано, надо дождаться результата. Но, предположим, появление дневника объясняется шизофренией — что тогда? Дневник становился тривиальным бредом, важная работа — мифом, а смерть — ещё более загадочной. Впрочем, возможны и другие перестановки: жизнь — самая высшая из математик.

На рассвете Гарду доставили медицинскую карточку Лео Лансэре, обязательную для всех сотрудников Института перспективных проблем, поскольку они часто имели дело с повышенной радиацией. Просмотрев сложенную в восемь раз картонку, в которой типографский шрифт перемежался записями врача. Гард разочарованно вздохнул. За последние три года Лансэре ни разу не обращался к врачам по собственной инициативе. Данные последнего профилактического осмотра свидетельствовали о лёгком неврозе — недомогании столь же обычном для современных людей, как элементарный насморк.

Комиссару после бессонной ночи никак не хотелось ехать к жене покойного, но ехать было необходимо. Заключение психиатра, изучающего дневник Лансэре, каково бы оно ни было, следовало подкрепить и собственными впечатлениями. Откуда их черпать, как не из беседы с Луизой?

«Ягуар» мягко притормозил возле дачи. К машине подошёл дежурный полицейский.

— Происшествий не было? — поёживаясь от утреннего холода, спросил Гард, совершенно уверенный в том, что вопрос напрасен.

— К ней кто-то приехал, комиссар, — быстро произнёс полицейский, — но, как вы распорядились, я не стал задерживать.

— Правильно, — вяло заметил Гард. — Какой он из себя?

— Она встречала его у ворот. Коренастый, стриженый, лет тридцати пяти…

— Ага… Ну ладно.

Не удержавшись, Гард зевнул. У полицейского дрогнули мускулы щёк, ему тоже зевалось, и он с трудом сдержался при комиссаре. Гард понимающе кивнул, и полицейский улыбнулся.

Сквозь густые кусты сирени едва проступала веранда. На ней жалко и ненужно горела под потолком электрическая лампочка. Гард неторопливо побрёл по бетонной дорожке, с наслаждением дыша чистым воздухом и приглядываясь ко всему так, словно он был не официальным лицом, а ранним гостем, не уверенным, стоит ли будить хозяев. Дневной свет, отогнав мрачную таинственность ночи, превратил дачу и всё вокруг неё в тихий, мирный уголок.

Он стукнул негромко, но стёкла веранды отозвались мелким дребезжаньем. Внутренняя дверь стремительно распахнулась, и в тёмном проёме возникла Луиза, прижимая у шеи ворот халата.

— Это я, Гард, — сказал комиссар.

Луиза и без того узнала Гарда, и на её лице отразилось облегчение. Она поспешно пересекла веранду, повернула головку замка, но тот не поддавался, и ей пришлось налечь плечом на дверь.

— Прошу вас, входите, — сказала Луиза, смахивая с ближайшего стула детские игрушки. — Хотите чаю?

— Не откажусь, — сказал Гард. — Но лучше кофе, если вам всё равно.

Луиза вышла кивнув. Гард сел за круглый столик, покрытый пластиковой клеёнкой, и огляделся. На полу веранды были разбросаны вещи — так, словно их начали упаковывать в чемоданы, да и бросили. Комиссар решил не торопиться с выяснением, а вести себя так, будто он зашёл без всякой цели — просто проведать бедную женщину. Луизе предстояло освоиться с приходом комиссара полиции. Её внешнее спокойствие не обмануло Гарда, он знал нервную подоплёку такого покоя, способного в любую секунду взорваться истерикой, слезами или оцепенелым молчанием.