Когда Сталин окончательно утверждает свой режим, он повергает советское общество в глубокий кризис. Советский союз тридцатых годов испытывает жесточайшие потрясения. Радикальные реформы, коллективизация и индустриализация, проводимые ускоренными темпами, преобразуют страну, и при этом население оказывается жертвой самого разнообразного насилия. Не становится ли в этой ситуации доносительство, как предположил Моше Левин, плодом взаимодействия между «патологическим сознанием верховного вождя» и «психологическими и культурными предрасположенностями населения, потерявшего ориентиры от разразившегося посреди ничейной культурной территории кризиса ценностей»{15}
? Повседневная жизнь советских людей, их трудности, жестокость и нищета составляют ядро исследованных в этой книге писем. Диапазон тем, которые в них поднимаются, необычайно широк. Это не просто указание репрессивным органам власти на того или иного человека. Эти описания подчас заставляют содрогнуться и задаться вопросом о формах протеста населения: какими средствами располагают люди, чтобы рассказать о своих трудностях? Невозможность выразить недовольство[9] и протест[10] в СССР тридцатых годов признана большинством историков изучающих сталинское общество: в распоряжении отдельного человека, следовательно, не оставалось средств, промежуточных между открытым восстанием, как в период коллективизации и поведением, которое можно считать скрытой формой протеста. В тридцатые годы не было диссидентов. Но политическая и социальная ситуация в СССР в ту эпоху была такова, что существование недовольства можно предположить. Как разрешались эти конфликты? Были ли репрессии единственным способом подавлять недовольство? Была ли у отдельного человека хоть какая-нибудь свобода маневра? Мог ли он протестовать и при этом не быть названным врагом режима и как таковой не оказаться подлежащим уничтожению?Эти письма, наконец, позволяют нам услышать голоса советских людей тридцатых годов. Хранящаяся в архивах масса документов свидетельствует о характере бюрократического производства в партийных и государственных организациях. Разоблачительные письма предлагают удивительный материал, дающий прямой, ничем не отфильтрованный доступ непосредственно к тому, как формулировали свои мысли настроения эти мужчины и женщины. Исследователя охватывает порой необычайно сильное чувство, когда он держит в руках эти с трудом начертанные слова, которыми сказано об отчаянии, о страхе или ненависти. За этими поступками кроются реальные мужчины и женщины, о которых важно никогда не забывать. Именно они, эти советские граждане, и находятся в центре настоящего исследования.
Часть I.
Протест при Сталине
Глава 1.
Доводить до сведения властей: родословная доносительства[11]
9 января 1905 года, царь Николай II приказал стрелять в тысячи рабочих, приведенных попом Гапоном к Зимнему дворцу, чтобы передать царю «петицию»{16}
и раскрыть ему глаза на положение рабочего класса в Петербурге. Анализируя события кровавого воскресенья, ставшего прологом революции 1905 года, Ленин полагал, что тем самым был нанесен роковой удар по представлениям{17}, с которыми жили «те тысячи и десятки тысяч, те миллионы и десятки миллионов русских рабочих и крестьян, которые до сих пор могли наивно и слепо верить в царя-батюшку, искать облегчения своего невыносимо тяжелого положения у “самого” царя-батюшки, обвинять во всех безобразиях, насилиях, произволе и грабежеЖалобы населения