Пять рассерженных мужей

Сказала и сразу пожалела, так плохо эта информация отразилась на Тамарке. Бедняга страшно запаниковала.

— Что?!! — закричала она и тут же начала убиваться. — Так я и знала! Так и знала! Какая у нас беда! Роза! Роза! Скорей! Скорей сюда! Мама! Наша Мама в дурдом угодила!

Ну как тут не рассердиться?

— Тома, — возмутилась я. — Зачем ты Розу зовёшь? Мало ей своего горя?

— Ну как же, Мама? Как же не звать Розу? Она же у нас гинеколог, не самой же мне вызволять тебя. Розу каждая собака в городе знает. Пускай она…

— Собака?

— Да Роза! Роза! — психуя, пояснила Тамарка. — Пускай Роза позвонит в дурдом и попросит, чтобы тебя отпустили. Мы сами будем тебя лечить.

«Ах вот оно что!»

— Тома, нельзя быть такой завистливой, — попеняла я подруге. — Да, со мной приключилось счастье, ты стоически должна это стерпеть, а не мечтать о дурдоме. Выбрось глупые мысли.

И, чтобы у неё не возникало сомнений, я подробно рассказала за какого красавца замуж выхожу, какой он граф, и какой у меня теперь замок под Парижем, с лакеями и камином.

Не успела закончить я, как запричитала и Роза — думаю она с параллельного телефона наш разговор слушала.

— О, беда! Беда! — закричала она. — Сонька наша и в самом деле в дурдом попала! Горя своего не перенесла! Это все на совести Юльки!

— И Женьки! — вставила Тамарка.

— Никогда им этого не прощу! — заключила Роза. — И никто не простит им!

Тут уж, забыв о блаженстве и счастье, распсиховалась и я — довели.

— Да почему сошла с ума? — завопила я, горюя, что Мишель так рано увидел меня с противоположной, невыгодной стороны. — С чего вы, глупые, взяли? Так счастлива ещё никогда не была!

— Как с чего взяли? — удивилась Роза. — Сама же сказала, что в китайском ресторане сидишь, и это после сообщения о том, что становишься графиней.

— Да, Мама, да, — подключилась и Тамарка. — Это нонсенс.

— Ты же китайской кухни терпеть не можешь, — перебивая её, напомнила Роза.

— А тут вдруг жрёшь лягушек, червей и становишься графиней, — опять встряла Тамарка. — Что должны мы с Розой думать?

— Только то, что я замуж за графа выхожу, — отрезала я. — И почему обязательно червей? Ем утку по-пекински. Тут много есть сносной еды. Согласна, покойная бабуля моя утку готовила значительно лучше, быстрей и вкусней, но сама посуди, где китайцам взять такую бабулю?

— Мама! — взвизгнула Тамарка. — Не заговаривай нам зубы! По существу говори!

— По существу: становлюсь графиней, как бы противно вам это не было.

И я обратилась к Мишелю:

— Скажи им пару ласковых, дорогой.

Мишель перестал меня целовать и спросил:

— Кому?

— Моим подругам.

— Жёвузансю'и трэрёконэс'ан, — сказал он, и Роза с Тамаркой намертво замолчали.

Я испугалась:

— Что ты им сказал?

— Я вам очень признателен, — перевёл мне с французского Мишель, будто Роза и Тамарка когда-то этот неповторимый язык знали.

Я, торжествуя, спросила:

— Теперь вы поняли?

Отличный эффект!

— Мама, ты что, и в самом деле замуж выходишь? — забыв и про доллары и про Даню, горестно вопросила Тамарка.

И Роза за ней:

— Сонька, неужели ты замуж выходишь?

— А как бы вы поступили, если бы вам руку и сердце сам граф предложил? С замком, лакеями и камином под Парижем. Как бы поступили вы?

Роза и Тамарка охнули.

Ликуя, я подытожила:

— Вот так же поступлю и я.

— Мама, а как же Женька? — прорыдала Тамарка.

И Роза туда же за ней:

— Сонька, как же Женька? Он же умрёт без тебя!

— Ничего, Юлька его реанимирует, да и Роза поможет, для неё ничего невозможного нет, она же у нас гинеколог, — отрезала я и с чувством полнейшей победы отключилась.

Мишель с непониманием уставился на меня. Пришлось пояснить:

— Подруги, немного чокнутые, но очень милые. Прикидываются что за Женьку переживают, а сами боятся, что уеду в Париж. Остаться без меня боятся.

— Почему? — удивился Мишель.

— Я же вам говорила: совсем разучились без меня жить. На шаг отойду, как тут же паникуют: «Где Мархалева! Где эта Мархалева? Где? Где?»

— И где она?

— Ну как же? Вот она я! Вот!

— Вы же Романова, — растерялся Мишель, но тут же нашёлся и, шутливо хлопнув себя ладонью по лбу, воскликнул: — Ах да, Мархалева же это вы! Кстати, а почему вы назвались Романовой?

Пришлось рассказать о своей трагедии. Он (какая тонкая натура) был просто сражён.

— Но если вы так своей фамилии боитесь, почему же не взяли псевдоним? — спросил он.

О! Здесь мне было что рассказать!

— Как — не взяла? — воскликнула я. — Взяла, ещё как взяла! Но и здесь перешла дорожку подруга. О-о, сколько у меня неприятностей от них! Дело в том, что от первых шагов моей жизни подруги преследуют меня. Все важнейшие события с их участием происходят. Судите сами: первым издателем моим тоже подруга была. Само собой, она и таланту моему и красоте смертельно завидовала, а что ещё ей оставалось? Она же…

Впервые Мишель мой проявил нетерпение.

— Каким образом это отразилось на псевдониме? — прервав меня, спросил он.