Пять рассказов о Гэллегере

– Это подделка, – выговорил он наконец.

Джимми расхохотался.

– Понятненько. Хотите все переиграть. Вам не повезло, друг мой, отвертеться не удастся. Подписано при свидетелях.

– Вы, конечно, не поверите, – запинаясь начал Гэллегер, – если я скажу вам, что эта подпись подделана роботом…

– Ха-ха! – успел вставить Джимми.

– …который с помощью гипноза заставил вас принять себя за меня.

Элия провел ладонью по своей полированной лысине.

– Должен огорчить вас, но не поверим. Роботам это не под силу.

– Моему под силу.

– А вы докажите это. Докажите на суде. Если сможете, то… – Элия весело хрюкнул. – То, может быть, вам и удастся выиграть судебный процесс.

Гэллегер прищурился.

– Это мне не приходило в голову. Однако речь о другом. Правда ли, что вы предлагали мне сто тысяч долларов единовременно, плюс еженедельную ставку?

– Совершенно верно, дурашка! – развеселился Джимми. – Но вы гордо заявили, что вас вполне устроят двенадцать тысяч. И сразу же получили их. Ладно, подсластим вам пилюлю: мы согласны выплачивать вам премию за каждое изобретение, которое нас заинтересует.

Гэллегер поднялся.

– Эти морды отвратительны даже моему меркантильному подсознанию, – информировал он Сильвию. – Покинем их.

– Я, пожалуй, задержусь ненадолго.

– Не забывайте об изгороди, – загадочно напомнил он. – Конечно, вольному воля… А я удаляюсь.

Элия напомнил:

– К вашему сведению, Гэллегер, – вы наш служащий. Не дай бог, мы узнаем, что вы сделали для Брока хоть самую малость. Вы и ахнуть не успеете, как получите повестку в суд.

– Да неужто?

Тоны оставили эту реплику без ответа. Изобретатель вскочил в лифт и нажал кнопку нижнего этажа. Теперь оставалось разобраться с одним. А именно, с Джо.

Через пятнадцать минут Гэллегер уже был в своей лаборатории. Там были включены все лампы; под аккомпанемент собак всех соседних кварталов Джо, – конечно же, перед зеркалом – беззвучно тянул свои арии.

– Пришло время опробовать на тебе кувалду, – обрадовал его Гэллегер. – Молилась ли ты на ночь, незаконнорожденная куча жестянок? Да простит меня Господь, но я готов к террористическому акту.

– Ну и давай, ну и круши, – заскрипел Джо. – Убедишься, что во мне нет страха. Ты просто не можешь смириться с моею красой.

– Ты, значит, мнишь себя красавцем?

– Тебе никогда полностью не постичь ее – у тебя же всего шесть чувств.

– Ты хочешь сказать, пять?

– Шесть. А у меня куда больше. Потому-то моя красота целиком понятна только мне одному. Но и того, что дано тебе видеть и слышать, вполне хватает, чтобы полностью признать мою неповторимость.

– Да и голос твой хуже несмазанной телеги, – уколол красавца Гэллегер.

– Твой слух несовершенен. А мои уши чувствительны уникально. Тебе недоступен весь диапазон моего божественного голоса. А сейчас я хочу тишины. Твоя болтовня тяготит меня, мешает наслаждаться видом моих шестеренок.

– Потешься, потешься, пока есть время. А я иду искать кувалду.

– Ну и давай, ну и круши, – повторил Джо. – Мне все равно.

Гэллегер в изнеможении рухнул на кушетку и уперся взглядом в прозрачную спину Джо.

– Ну и натворил же ты дел. Какого черта ты заключил контракт с «Сонатоном»?

– Я же тебе объяснял: чтобы мне больше не докучал Кенникотт.

– Ах ты, наглый, пустоголовый… тьфу! По твоей милости я попал в адскую переделку. Тоны могут вынудить меня выполнять все пункты контракта буквально, пока я не смогу доказать, что ты подписал его за меня. Ну ладно, у тебя есть шанс исправить это. Отправишься со мною в суд и продемонстрируешь свои гипнотические таланты или как они там у тебя называются. Убедишь судью, что можешь представляться мною, и что при встрече с Тонами так и сделал.

– И не надейся, – огорошил его робот. – С чего бы это?

– Ты же сам заварил эту кашу! – заорал Гэллегер. – Теперь сам ее и расхлебывай.

– Чего ради?

– «Чего ради»? Да хотя бы потому, что… ну… из соображений элементарной порядочности.

– Нельзя подходить к нам, роботам, с человеческими мерками, – парировал Джо. – Что мне ваша этика? Зачем мне тратить время, которое я могу использовать для подробного изучения собственной красоты. Лучше застыну перед зеркалом на вечные времена…

– Вечных времен у тебя не будет! – взорвался Гэллегер. – Скоро от тебя ни одной целой молекулы не останется.

– Как хочешь. Меня это не трогает.

– Так уж и не трогает?

– Ох уж этот ваш инстинкт самосохранения, – робот явно издевался. – Правда, вам, очевидно, без него не обойтись. Столь безобразные создания давно уничтожили бы друг друга из одного только отвращения к собственному уродству. Если человечество еще существует, то только благодаря этому страховому полису – инстинкту самосохранения.

– А если я лишу тебя зеркала? – спросил Гэллегер, сам не веря в действенность своей угрозы.

Ответом стали вытаращенные до упора глаза на кронштейнах.

– Я могу обойтись и без зеркала. Не говоря уж о том, что я могу представить себя локторально.

– Давай без подробностей. Остаток жизни я хотел бы провести подальше от дурдома. Послушай-ка, зануда, ведь робот обязан трудиться, делать что-то полезное.

– А я разве не делаю? Что может быть полезнее красоты?