Пять рек жизни

- Транса нет, - сказал Ромуальд на веранде собственного дома в Порто-Ново с видом на мощный океан. - По крайней мере, в твоем случае. Они все считают мой случай тяжелым, почему-то их всех трясет от моего случая. Из военизированного Нигера на такси-брус с курями и с баранами несчетных попутчиков на крыше я прорывался к океану (с прозрачной куколкой Габи на руках) через мягкое государство Бенин, колыбель самой активной из мировых религий. Я вырвал у Элен три кольца. Элен меня надула. На базаре я хотел купить серебряный браслет, дал ей деньги, она сказала одну цену, а браслет стоил меньше. Смутилась, но быстро отошла. Она ухаживала за Габи самозабвенно, но каждое утро врала что-то новое. Зачем? Так это и осталось невыясненным. Немка болела физическими болезнями, а я - метафизическими. Я подумал, пора бы отмыться от контактной метафизики, и обратился к Ромуальду, местной знаменитости, но он меня отшил. Ромуальд - молодое гниение Западной Африки, авангардистский банк червей. Он делает маски из отбросов: пластмассовых канистр и старых радиоприемников. Его message прост как правда, и правды там столько же, сколько в медицинском фантазме Габи: нынешний афро-русский народ нафарширован западным мусором. Негр выпрыгивает в этих кощунственных масках как карикатура. Замаливая перед родиной грехи, мы с Ромуальдом рисуем закат над Нигером. Солнце падает за горизонт со скоростью мяча. Упав, оно еще долго испускает жемчужный свет, мягко переходящий в жемчужно-серый, в серебристо-серый, зажигает-ся первая звезда, и небо темно-синеет, сине-чернеет... На двоих пишем минималистские полотна на грунтовке из настоящей красной земли и там выводим разные символы. Это делаем со значением и хмуря брови. Драма не художников, за которыми гоняется с ритуальным криком проклятия ОМА!, ОМА!, а -авторской искренности. Ломает парней. Рыбаки на пирогах становятся похожими на вырезанные из картона фигуры. Русские сливают в негров все свои дурные качества: лень, зависть, хитрость. Нет ни одной русской девушки, которая не боялась бы негра как класса. Положа руку на сердце, Россия - самая расистская страна на свете. Минутное малодушие. Увидев в глухой деревне, посреди ярко-зеленых калебасов вудунский фетиш Чанго, местного Перуна, облитый куриной кровью, я признал веру эманацией страха. - На четырнадцатое июля, - торжествующе сказал Ромуальд, - в самый разгар сезона дождей, французское посольство в Бенине заказывает вудунского колдуна. Он приезжает из деревни, устраивается в сторонке на табуретке, и - небо расчищено для фейерверков в честь взятия Бастилии! Это повторяется из года в год, внесено в расходную статью посольства, стоит пятьсот долларов. - А у нас мэр Москвы по-мудацки посыпает тучи солью, - рассказал я. - Познакомь с колдуном! - Мы - ого-ого! - заликовал Ромуальд, но вдруг сник. - Главные наши вудунские вожди коррумпированы. Деревня еще держится, а эти суки ездят с эскортом мотоциклистов. Он сплюнул на пол. Океан шел стеной. - Никуда из Бенина не поеду! Я не ходок по музеям! Я был тридцать семь раз в Германии! Мне нечего делать в Москве! - Москва сейчас - самый интересный город в мире, - скромно сказал я. - Ты ешь людей! - злобно развернулся Ромуальд в мою сторону. - Они хрустят у тебя на зубах. Ты выпиваешь их, как устриц! - Мне кажется, ты для русского не существуешь, - сказала французская жена художника выздоравливающей Габи. - Я - художник. Я - африканец. Но я не африканский художник! - У писателя тоже нет прилагательных, -сказал я художнику. - Он царь, не трожь его, - сказала мне Габи. За ужином царь сказал, что в любой момент может улететь в Европу бизнес-классом на Сабене, у него виза многократная. Я посмотрел на Габи. - Ты не человек, - сказал я ей на ухо. -Ты - феминистский гвоздь.

ТРАНС