Пять сердец Сопряжения. Том 1

– Разглядывая эти картины, мы понимаем, что Наймис активно экспериментирует со светотенью, подбирая именно ту плотность красок, которая его бы устроила, – между тем, продолжал ТаТерон. – Мазки еще не так филигранны, и в некоторых работах можно встретить неудачное сочетание цветов. Однако Роуз неуклонно оттачивает технику. Вершиной этого этапа становления художника, как верно заметил высокородный, является картина с названием «Собака, гуляющая по берегу реки в солнечный день». Ее по праву можно считать первой из «Солнечной эпохи Роуза», куда вошли многие его известные работы, например, полотно «Черное облако розового заката», изображающее Тайшельский дворец во время захода солнца. Сейчас оно хранится в личной коллекции императора Парфилия.

Рианон замолчал, ловя заинтересованные взгляды, и улыбнулся.

– С работами последующей эпохи Роуза, известной под названием «Сумеречной» мы ознакомимся позднее, а пока предлагаю вам, благородные господа, просто полюбоваться шедеврами мастера!

Уоллер восхищенно хлопнул его по плечу и тут же направился к самому большому из вывешенных в этом секторе зала полотен. Анджей пошел вместе с ним. А Изабелла остановилась у небольшого холста, и не сразу поняла, что именно на нем изображено. Вначале ей показалось, что из черной земли поднимается, закручивается спиралью бледный росток, тянущийся к небу…

Она прищурилась.

– Отступите еще на шаг, парга элья, и все станет ясным! – послышался знакомый голос.

Изабелла обернулась и запрокинула голову – остановившийся рядом фриммец в дорогом черном одеянии был значительно выше. Использованное им словосочетание «парга элья» переводилось на тайшельский как «прекрасная гостья», но, несмотря на кажущуюся вежливость обращения, голубые глаза незнакомца были холодны, как лед. Искусная вышивка, змеящаяся по его удлиненному камзолу, на груди и плечах складывалась в характерные знаки кланового орнамента. Однако высокородных кланов на Фримме обитало так много, что запомнить все гербы попросту было невозможным.

– Благодарю за совет, райни ра! – на чистейшем фриммском ответила Изабелла.

«Райни ра» – тот, кто приходит на помощь.

Незнакомец удивленно изломал тонкую бровь и пробормотал:

– Достоин уважения чужестранец, знающий язык не своей страны!

Кальмеранка улыбнулась. Послушалась совета – отступила на шаг, чтобы снова взглянуть на картину.

На ней не оказалось земли, ибо земля стала небом – черной бесконечностью, в которой раскручивалась звездная спираль, раскидывала мохнатые лапы. Левый отросток жаждал захватить триумвират звезд, правый распадался в едва прозрачную дымку. Как и рассказывал ТаТерон, здесь не имелось четких пределов, все казалось зыбким, струящимся, и в то же время вечным. Края полотна были единственными границами картины, и они не принадлежали кисти художника. Впрочем, Роуз и тут оставался верен себе – чем ближе к ним подбиралась вселенская темнота, тем сильнее таяла, превращаясь в ничто. Наверное, так и должно было выглядеть время…

– Ух ты! – воскликнула Изабелла, позабыв о собеседнике.

– Даже самая лучшая копия не вызовет такого ощущения глубины и объема, как оригинал, – довольно сказал фриммец, указывая на табличку с названием картины.

– «Малый Млечный путь», – прочитала Изабелла. – Тот самый, о котором говорил наш гид?

– Да, и это оригинал. Скажем, пресловутая «Собака» или «Черное облако» представлены в репродукциях. Это очень хорошие репродукции, но…

– Оригинал лучше по умолчанию, – улыбнулась Изабелла, – понимаю вас!

Она жадно вглядывалась в породистое лицо, которое казалось ей знакомым. Чем-то высокородный напоминал Филиппа Говарда. Секретарь иногда являл собой квинтэссенцию гордыни и высокомерия, что не вызывало у Белки никаких отрицательных эмоций, поскольку за маской сноба скрывался юноша с доброй и чувствительной душой. Но гордыня и высокомерие этого мужчины были цельными. Как сказал бы Уолли – «цельнокристаллическими». Это ощущалось в навеки застывших на лице морщинах гримасы презрения, в повелительных жестах красивых рук, в хорошо поставленном голосе, которым хозяин владел полностью, прекрасно передавая полутона и оттенки сказанного.

– Вы прибыли к нам на отдых? – вкрадчиво поинтересовался фриммец.

– Да, – ответила Изабелла, – мне довелось однажды бывать в вашем сказочном мире, но, честно говоря, я тогда была влюблена и плохо помню все, кроме предмета своей страсти.

Мужчина усмехнулся. Жестом опытного искусителя полуобнял ее за талию, подвел к следующей картине.

– Ошибки молодости порой сложно исправить, – заметил он, – надеюсь, вы их не совершили?

– Их количество, к счастью, не достигло критической отметки, – засмеялась она, краем глаза замечая, как Уоллер, чуть обернувшись, коснулся двумя пальцами мочки уха, что означало: «Я вас слушаю». Тайерхог только хмыкнул, когда фриммец спросил:

– Парга элья, могу ли я пригласить вас на ужин?