Пять шагов навстречу (СИ)

– Лучше отвернись, – смеётся он, шлёпаю его по животу, из-за чего он давится и недовольно бурчит, хватая ртом воздух. – Не смотри так на меня. Целовать тоже не буду, ты вся в слезах, соплях и краске от стены. Можешь даже не умолять. Я только что обновил рейтинг антисексуальности в своей голове.

– Поверить не могу, что у тебя вообще есть такой рейтинг.

– У тебя тоже такой есть, просто ты не хочешь признавать.

– Я не ставлю клеймо на людях.

– Когда ты видишь человека, ты сразу судишь его по внешности.

– Не правда.

– Дослушай меня. Даже если ты не хочешь, и отрицаешь в своей голове, у тебя срабатывает извилина, которая отвечает за это. Она есть у каждого, просто потом ты узнаёшь и меняешь мнение о человеке, не опираясь только на его внешний вид.

– Неприятный человек сразу виден. От него исходит определённая аура.

– Аура? – улыбается Мэйсон.

– Не знаю, это как харизма, сразу чувствуется.

– И что ты думаешь обо мне?

– Ты намного наглее, чем кажешься.

– Значит, ты думаешь обо мне, – продолжая улыбаться, он устремляет взгляд в потолок, позволяя рассмотреть его профиль. Пухлые губы приоткрыты, изредка он может прикусить нижнюю, длинные и густые ресницы, о которых только мечтает девушка, кроме того, они с изгибом. Клянусь, многие бы отдали за них душу. Хорошо заметная щетина, видно, что он бреется. В Мэйсоне и есть та незримая глазу харизма. Он легко получает всё, стоит только улыбнуться. В этом его главная проблема: он не знает отказов. С ним априори хочется согласиться, желаешь ли ты этого или нет. Сверхспособность в виде гипноза.

– Нет, это обычный факт.

– Ты тоже наглее, чем кажешься.

– Это не правда.

– Это не я прыгнул к кому-то в машину и требовал поцеловать.

– Это не я завалилась к кому-то в комнату и на кровать.

– Заметь, я спросил, уверена ли ты, а потом разрешение сесть и лечь.

– Ты утрируешь.

– Нет. А вот ты чуть ли не порвала мою футболку от желания. Могла бы просто попросить.

Его блестящие глаза вновь встречаются с моими.

– Что случилось? – спрашивает Мэйсон.

– Это уже пройденный этап, можешь не пытаться.

– Я хочу тебе помочь, тем более ты сама меня ввязала в это.

– Больше этого не повторится. Ты не будешь решать мои проблемы.

– Даже если я сам этого хочу?

– Да.

– Ты же понимаешь, что твои указы не способны остановить меня.

– Куда уж там, – выдыхаю я. – Ты вообще никого не слушаешь.

– Зачем кого-то слушать, если я сам способен принимать решение?

– Когда дело касается чужой жизни, ты должен послушать.

– Даже если мне не безразлично?

На данный вопрос я спешно ищу ответы, пока в горле зреет ком. Ему не безразлично? Он просто спросил, чтобы утешить любопытство или это действительно так?

– Даже если тебе не безразлично, в чём я, конечно, сомневаюсь, – выдыхаю я.

– Ты всегда решаешь за всех, или это я особенный?

– Думаю, только ты. Ты любопытный, Мэйсон.

Парень прикладывает ладонь к сердцу и восторженно верещит:

– Ты снова снизошла от моей фамилии к имени.

– В своей голове я называю тебя по имени, но, когда ты что-то вытворяешь, снова становишься Картером, а ты обычно что-то, да вытворяешь.

– Значит… – тянет он, переворачиваясь на бок. В глазах бегают озорные искры, когда он подпирает висок кулаком и смотрит на меня сверху вниз.

Вопросительно поднимаю брови на его реакцию.

– Ты думаешь обо мне.

– Нет.

– Зачем тогда произносишь моё имя в своей голове?

– Когда ты где-то в радиусе мили, то да, я могу вспомнить о тебе.

– Могу вспомнить о тебе, – передразнивает Мэйсон. – Или не могу забыть?

– Знаешь, я могу сказать тебе тоже, что ты сказал Эмили: не придавай себе такое большое значение.

Веселье моментально испаряется. Тело парня заметно напрягается. Мэйсон поджимает губы, желваки начинают вздуваться, а с лица сходит краска. Таким мрачным я не видела его ни в библиотеке, ни после драки и даже тогда, когда он винил меня за чью-то не правильную парковку. И моё настроение вмиг возвращается к тому, от чего я совсем недавно ушла, потому что он поднимается с кровати. На шею как будто бросили лассо, которое стянуло его до непередаваемой боли и невозможности поступления кислорода.

– Не говори то, чего не знаешь, – сухой тон его голоса пробирает до дрожи. Кожа покрывается мурашками.

– Ты тоже говорил то, чего не знаешь. Ты сделал мне больно.

– Когда?

– В машине. Ты не смеешь говорить что-то про моих родителей.

– Может, тебе тоже следует следить за языком, потому что ты дала старт этому разговору.

– Я жалею, что вообще села в неё.

– Сейчас я тоже об этом жалею.

Дверь с грохотом хлопает, когда он покидает комнату, а я вздрагиваю. Линия старта, с которой мы начали – осталась позади, когда он лёг в мою кровать и поднял настроение обычными дурными шутками, но мы вернулись обратно, как только его слова слетели с моих губ. Лишь один вопрос моментально возникает в голове: эта реакция на слова в его адрес или на ту, кому он их сказал?

Глава 14

Мэйсон