Оба карлика хитрили: Тьер хотел превратить Бловица в орудие для осуществления своих целей, а Бловиц - Тьера. Используя свое знакомство с главой французского правительства, Бловиц добывал первоклассную информацию, которую не получали другие корреспонденты. Однажды Бловиц заметил издалека, что Тьер говорит с одним иностранным (очевидно, немецким) послом. Когда Бловиц подошел к Тьеру, беседа уже закончилась. Глава правительства, имевший несколько смущенный вид, разъяснил временному корреспонденту "Тайме", что посол сообщил ему о своем удовлетворении некоторыми шагами, предпринятыми правительством Тьера. Но Бловиц был не меньшим шулером, чем его собеседник, и по виду премьера понял, что тот лжет. Бловиц воздержался от посылки в "Тайме" сведений, полученных от Тьера, а путем расспросов ряда знакомых сумел установить истинное содержание разговора: посол заявил резкий протест против действий французского правительства. Когда в "Тайме" появилось сообщение о встрече изворотливого премьера с послом, все соперники Тьера пришли в восторг, а тот, конечно, был в совершенной ярости. "Я никому не говорил о беседе с послом! - кричал он Бловицу. - Вы подслушали нас! Вы не смели писать об этом!" Но Бловица словами было не пронять, а ссориться даже с временным корреспондентом "Тайме" - не расчет. Карлики вскоре снова нашли общий язык.
В 1874 г. Бловиц сумел наконец получить место постоянного парижского корреспондента "Тайме", занять которое стремилось немало влиятельных особ.
"Маленькому великому человеку", как стали звать Бловица, удалось в 1875 г. заранее сообщить о намерении Германии начать новую "превентивную" войну против Франции, и это не могло снискать ему благосклонность Бисмарка. А между тем в 1878 г. в Берлине собрался международный конгресс, который должен был в очередной раз решать "восточный вопрос" - о судьбах народов и территорий, расположенных в европейской части турецкой империи, или, иначе говоря, о судьбе Балкан и о режиме проливов Дарданеллы и Босфор.
От Бисмарка ждать информации было, конечно, нечего. "Уполномоченный Франции, - вспоминал потом Бловиц, - был робок, английские дипломаты из принципа ничего не сообщали журналистам, русские дипломаты не доверяли представителю английской газеты, австрийцы, страшась Германии и России, молчали как немые. Что же касается турецких дипломатов, то они трепетали даже от собственной тени". Учитывая все это, Бловиц создал свою частную разведку. Он послал вперед нанятого им авантюриста, который под видом богатого молодого человека из почтенной семьи должен был втереться в доверие к одному из дипломатов.
Авантюрист вскоре был принят этим сановником на службу в качестве секретаря без жалованья, обучающегося тонкостям сложной дипломатической профессии. За всеми канцеляристами очень следили, поэтому Бловиц и его агент делали вид, что незнакомы друг с другом. Они лишь обедали в одном и том же ресторане, который посещали многие дипломаты и журналисты, и... носили одинаковые цилиндры. Легко догадаться, что при уходе Бловиц надевал цилиндр своего агента, под шелковой подкладкой которого находились краткие протоколы заседаний конгресса и переговоров между отдельными державами. Но и эти протоколы именно из-за их краткости были недостаточны для того, чтобы заполнить ими длинные корреспонденции в Лондон. Отталкиваясь от того немногого, что успевал записывать его агент, Бловиц начинал обход знакомых дипломатов и по крохам восполнял все звенья, которых недоставало для полного рассказа об очередном заседании конгресса.
Пронырливость, мертвая хватка в разговорах и чутье ищейки не раз помогали корреспонденту "Тайме". Газета напечатала подробное изложение речи русского канцлера Горчакова. Бловицу удалось заранее узнать, что после долгих столкновений английские и русские делегаты пришли наконец к соглашению по основным вопросам и отъезд в Лондон, которым угрожал британский премьер Дизраэли (был даже демонстративно заказан специальный поезд), так и не состоится. Телеграммы Бловица предотвратили панику на бирже, знавшей, что отъезд премьера - это почти наверняка война с Россией...