Пять судеб. Каменный принц

ПРОЛОГ

Вокруг царит мертвенная тишина. Тёмный лес и мрачное небо, которое заволокло снежными тучами. В самой чаще леса стоит группа людей. Их гневные взоры устремлены на меня. Каждый из них считает меня предателем и не желает слушать моих объяснений. Именно поэтому я не предпринимаю никаких действий, а возможно ещё и потому что всё моё тело сковало отчаяние.

  От раздумий меня отвлекает движение сбоку и тут же в мой висок врезается холодное дуло пистолета. Внемля немой просьбе, я поднимаю руки и скашиваю глаза на девушку, держащую меня на прицеле. Её руки дрожат. Я это понимаю по тому, как трясётся дуло возле виска.

  Как же я оказался в такой ситуации, спросите вы? Всё до омерзения просто, но думаю лучше начать сначала. Например, с моего дня рождения…

*******

  Санкт-Петербург очень красивый город… Неимоверное количество памятников, красивых строений и музеев. Повсюду снуют туристы и кореные жители города. С неба падает чистый, невинный и пушистый снежок. Дует сильный ветер, снося с ног прохожих и кидая им горсти снега в лицо. От чего они кутаются в шарфы, натягивая их до самых носов, и шапки, опуская их до самых глаз. Некоторые же смело ходят без шапок, встречаясь лицом к лицу с суровой русской зимой.

  Другие же и вовсе не замечают пристрастей зимы, греясь в машине, но тоже не сидя дома. Ведь вокруг царит предновогодняя суета. Каждый из них спешит купить всё необходимое, чтобы встретить новый год во всеоружии.

  От обилия народа работникам магазинов негде развернуться чтобы пройти,не говоря уже о том чтобы что-то поставить на прилавок. Все толкаются ругаются и дерутся за последний мандарин, забывая о том, что на дворе праздник и стоило бы прекратить препирания. Но нет! Всюду творится хаос и неразбериха. Работники молятся,а покупатели выражаются, причём каждый на свой манер.

  Глаза и руки кассиров давно устали,но они боятся и на секунду остановиться. Остановка может породить скандал. А это новые разборки и испорченное настроение. Многие же не церемонятся и берут целые коробки, спеша к кассе и силясь протиснуться вне очереди. От чего скандал всё же возникает и наблюдатели со стоном опираются на свои тележки, понимая что это надолго…

  Другая часть населения творческого города поступила умнее, закупившись заранее и трудясь на своих кухнях, спеша успеть до двенадцати. В таких домах пахло варёными овощами и горячими блюдами. Мамочки в них трудились у плиты, впитывая телом этот запах. Отцы же приспокойно наряжали ёлку не заботясь о красоте, о которой заботились дети. Всюду царил смех и весёлая суета.

  Но были и такие, которые и вовсе не считали новый год праздником. Они не варили яиц для салатов, в их холодильниках не стояло по три банки гороха и они не наряжали ёлок. Им не было дела до этой бесполезной предпраздничной лихорадки. Они спокойно работали на своих работах, ожидая конца дня, чтобы рухнуть в кровать и уснуть непробудным сном.

  Именно в этот день. 31 декабря. В одном из престижных и лучших роддомов города рожала жена богатого чиновника. Всё её тело было мокрым от пота, она часто дышала через рот и тужилась по просьбе врачей.

  Врачи же выполняли свою работу, так как у неё не было понятия праздник. Вместо того, чтобы отмечать этот день с семьёй и друзьями, они принимали роды и спасали жизни.

  В глазах мутнело от боли и девушка уже раз сто успела проклясть тот день, когда забеременела. Её бесило всё: яркий свет лампы, голоса врачей, прядь волос упавшая на глаза и муж непришедший на её роды. Одним словом всё! Она кричала от надуги, в попытке родить скорее, чтобы боль наконец прекратилась, но видимо ребёнок так не считал, не желая выходить из безопасного чрева матери. Женщина с силой сжимала руку одного из врачей, матерясь по-французски.

– Уже показалась головка! Давайте,милая! Тужтесь сильнее!

– Beaucoup plus fort? ( Куда ещё сильнее?) – вскричала негодующая мать.

  Мысли женщины настолько затуманились, что она не заметила как перешла на родной французский. Слова белого пятна до неё уже просто не доходили. Сознание протестовало. Информация ускользала, как вода сквозь пальцы. Сжав руку сильнее, она поднатужилась, крича в потолок.

   Обессилено рухнув на кушетку, женщина облегчённо выдохнула. Раздался первый крик ребёнка, отражаясь о стены и эхом отдаваясь в ушах новоиспечённой матери. Приподняв голову, она взглянула на сморщенное тельце.

– Vivez et combattez, cher Armel…( Живи и борись, дорогой Армэль) – обессиленно выдохнула женщина свои последние слова.

  И снова крики и суета, но уже, к несчастью, не предпраздничная… Горланющего ребёнка уносят как можно дальше от женщины, подарившей ему жизнь.

   Слёзы катятся по отёкшему лицу дитя и кажется, словно он прекрасно понимает, что больше не увидит свою мать…

   К женщине подключают аппараты, делают необходимые уколы. Но она не реагирует, глядя в потолок остекляневшим взглядом. Лишь дорожка одинокой слезы и последняя улыбка на губах, говорят о том, что ушла она будучи счастливой.