Пять уникальных писателей

Когда шлюпка подошла вплотную к Моби Дику, капитан Александр, сняв предварительно китель, прыгнул ему на спину и ухватился за торчащие гарпуны. Встревоженный кит помчался что было сил, поднимая хвостом огромные волны, в то время как Александр продолжал ловко балансировать на его спине. И тут кашалот нырнул, пытаясь сбросить капитана, но тот успел привязать к торчащим гарпунам специальную веревку – линь и спрыгнул в воду, держась за линь, который он разматывал, когда животное глубоко уходило под воду. Долго кругами носился белый кит, то погружаясь, то выплывая на поверхность, чтобы оторваться от маленького, надоедливого человечка, но у него ничего не получалось. Чем быстрее он плыл, тем больше впивались в его бока и спину гарпуны, к которым этот человечек привязал линь.

Матросы с корабля со страхом наблюдали за всем происходящим. Им так хотелось защитить Александра, их так и подмывало обстрелять кита из пушек, но они боялись, что могут попасть в своего капитана.

Великаны Доля и Зюля, выглядывая из-под парусины, тоже с волнением следили за неравной борьбой кита и капитана. Даже они были удивлены силой животного и его размерами, которые в несколько раз превосходили их собственные. Но еще больше поражались они силе и мужеству капитана.

Внезапно Моби Дик развернулся, подплыл к Александру поближе, выбросил из ноздри фонтан воды и остановился, дав понять, что не собирается нападать. Капитан выбрался из воды в шлюпку и наблюдал, что станет делать кит. Кашалот не шевелился, казалось, что он уснул.

* * *

В одно мгновение перед мысленным взором благородного животного промчалась вся его жизнь.

Когда шлюпка подошла вплотную к Моби Дику, капитан прыгнул ему на спину и ухватился за торчащие гарпуны

Вот он, совсем маленький, трехметровый китенок. Вместе с матерью, красавицей Пинкойей, живет в стаде своего деда, старого черного кашалота, могучего Мехе. Моряки знают Мехе, опасаются и называют уважительно Эрмерхильдо Барриа.

Дед злится на дочь Пинкойю. Мало того, что она сама, светлая, изящная, с золотистой головой и светло-голубыми глазами, быстрая, как дельфин, так не похожа на всю его родню. Она еще принесла китенка, неизвестно от кого. Никто из моего стада или стада соседа Илларио близко не подходил к Пинкойе, даже и не мечтал быть с ней вместе. А ведь кашалоты – не какие-нибудь серые киты или финвалы, где каждый гуляет, кто с кем хочет. У нас, кашалотов, все строго. Кашалоты живут парами. Рожают и растят детей. Защищают друг друга. И живут своей семьей до самой смерти. А эта. Смотри же ты. Принесла отпрыска, кто его отец – неизвестно. И молчит. На вопросы не отвечает. Я, говорит, сама выращу сына. Станет он богатырем и защитником всех кашалотов.

А малыш-то совсем белый. Как китовое молоко. Только глаза – словно черные бусинки. Откуда он взялся? Не чудища ли морского отпрыск? Сам-то я его, это чудище, не видел. Говорят, что живет оно в самых глубоких впадинах, редко появляется на поверхности. Только лунному свету подставляет свою широкую белую спину. Чудище это огромно, кожа покрыта шишками каменными и наростами. Прилипшие раковины мерцают дрожащим перламутровым сияньем. Говорят, раньше было оно кашалотом и жило вместе с нами. Все кашалоты старели и умирали, а этот жил и жил. Когда не осталось его родных, ушел в холодные воды. Старался никому не попадаться на глаза. Только увидят его вдали, колеблющимся светлым пятном в голубой толще воды, – и раз, исчез он. Было ли чудище, не привиделось ли? Беда, если одинокая самка или малыш наткнутся на него вдали от стада – налетит и разорвет. Так говорят старые китихи, когда пугают малышей-кашалотиков.

Люди называют его морским конем. Скачет морской конь ночью с острова на остров. Ведьмак с красным фонарем свистнет. Конь – тут как тут. Семь ведьмаков на спине – и след простыл.

Нет, не к добру появился этот китенок, белый сын ночи. Не нужны нам в стаде ни золотистая Пинкойя, хоть и дочь она мне, ни белый китеныш. Пусть уходят лучше. А то накличут беду. Придет морское чудище и изведет все стадо.

Самке с малышом туго придется без стада – что с того? Когда нападают косатки, стадо встает кругом, малышей ставят в середину, и ударами хвостов киты защищаются от врагов. Косатки покружат-покружат, да и уйдут несолоно хлебавши. А Пинкойя, одна, куда денется? Эх, беда, беда… Куда денется, куда денется, мне-то что до этого? Не губить же все стадо. Ей, Пинкойе, думать надо было тогда, той черной ночью.

Так и случилось, что осталась Пинкойя одна с малышом. Умна была Пинкойя, быстрая, предусмотрительная и заботливая. Умела выбирать пути весенних и осенних миграций. Такие пути, воды которых богаты молодыми каракатицами и кальмарами, и укромными уголками изобилуют, в которых могут скрыться от недобрых глаз молодая самка и ее малыш. Вскоре к ним присоединился черный Педро, младший брат Пинкойи. Не ужился он со старым Мехе и сам ушел из стада. Теперь их стало трое. Но главной оставалась Пинкойя.