Ежели ее взять да бросить, али она сама сорвется со стенки — не только вы, а волосья ваши вряд ли целы будут. А ежели еще газ этот удушительный пустить, так и одежды вашей не останется… Потому это смерть и гибель.
Взял я бомбу в руки и показываю народу. Смотрю — у мужиков коленки дрожат, а сами они исподлобья на двери косятся. Тетка Анисья молитву шепчет.
— А вот, говорю — пироксилиновая шашка. Ежели ее взорвать, али сама взорвется (был у нас в полку такой случай), так вся наша читальня и вы и я на кусочки разлетимся и под небо взлетим, и костей не останется, и мозги разлетятся…
Тут баба Акулина — принесла ее нелегкая — как взвизгнет да как бросится под скамью… Забилась туда, плачет и угодников поминает. А мужики пятятся к дверям. И вид у них перепуганный. Я ж крою дальше.
— А вот, — говорю, — винтовка. Пробивает 18 грудей мужских и 18 женских. Мясо ли, кость ли, хрящ ли, — пуля идет, как по маслу. А вот самая страшно-взрывчатая — вещь — динамит. От этого уж не спасешься. На месте читальни будет яма, как овраг за рекой, а кишки ваши будут висеть аж в лесу на деревьях, сердце, желудок, печенки, селезенки…
— Спасайся кто в бога верует! — вдруг завопил дед Аким и бросился к двери…
Тут что-то непонятное случилось. Завизжали бабы, заревели мужики и, перекидывая скамьи, ринулись наружу. Вмиг опустел уголок. Остался один я да баба Акулина, да и та обмерла от страху.
С тех пор в читальню никто не ходит.
Несознательный у нас народ, темный, как 12 часов ночи. Куда им понять военизацию! Обидно и жалко.
А обиднее всего, что мне теперь ни в чью избу нельзя войти — чуть сунусь, бабы в плач.
— Не заходи, голубчик, пожалей малых ребят, касатик! Может у тебя в кармане пиксалин — взорвешь всех…
Тьфу, темнота несуразная!
Семь дней
Вначале Зав сотвори циркуляр о Неделе обороны и специальное делопроизводство. И бысть день первый и ночь первая Недели обороны.
И отдели Зав хляби чернильные от гор бумажных, исходящие от входящих. И бысть день второй и ночь вторая Недели обороны.
И закупи Зав (в порядке хозрасчета) звезды, нагрудные и прочие жетоны и значки посеребрянные и позолоченные. И рече Зав: «Да будет свет от звезд и прочих значков Осоавиахимовских». И был свет. И бысть день третий и ночь третья Недели обороны.
Узрел Зав пустоту некоторую и посеял он протоколы. И стали произрастать (на бумаге) кружки: стрелковые, планерные, моторные, модельные и прочие растения на потребу отчетов пред вышестоящими органами. И бысть день четвертый и ночь четвертая Недели обороны.
И сотвори Зав всякую живность — мышей и крыс — благо бумажного корму хватает с избытком. И сотвори также слонов из мух по поводу своей плодотворной работы. И бысть день пятый и ночь пятая Недели обороны.
Заскучал Зав в одиночестве и сотвори заместителя себе по образу и подобию своему — такого же бюрократа и головотяпа. И бысть день шестой и ночь шестая Недели обороны:
На седьмой день взглянул Зав на дела рук своих и возрадовался. А, возрадовавшись, сдал Неделю обороны архивариусу и опочил. И бысть день седьмой и последний и ночь седьмая и последняя Недели обороны.
Обучающий
Костина послали на швейную фабрику. Тут-то он и решил себя показать.
Прежде всего он решил познакомить членов кружка военных знаний с гарнизонным уставом. Разбил всех работниц по караулам, учинил развод, как полагается, расставил посты и подошел к часовому у стола.
— Дай винтовку! — Та подала.
— Сюда все! — закричал обучающий. — Правильно? — спросил Костин кружковцев. — Нет, в корне неправильно. Этак приедет Чемберлен, всех голыми руками возьмет. Никому нельзя отдавать винтовку, пусть хоть брат, хоть сват, хоть мать родная — все равно гони к чертям и — никаких. А если силком будут — стреляй. Поняли? А тебе для первого разу — один наряд.
— Дай-я, товарищ обучающий, — подскочила одна вихрастая.
— Товарищ командир, а не товарищ обучающий, — сердито поправил Костин. На, вставай, только смотри!..
Вихрастая взяла винтовку и гордо встала у стола. Костин развел остальных и опять вернулся к столу.
— Молодцом стоит, надо будет поощрение сделать, — шепнул он карначу.
— Дай винтовку, — спросил он, протягивая руку. Девушка усмехнулась, но винтовку не дала.
— Вот, правильно, — похвалил Костин: Хоть брат, хоть сват, хоть мать родная, все равно.
Он еще раз обошел посты и решил закончить занятия.
— Ну ладно, постояли и будет, давай винтовку, — подошел он к часовому.
Вихрастая только выше подняла голову.
— Слышишь? Хватит, мне надо итти…
Молчание.
— Да что ты, очумела, что ли? — не на шутку рассердился обучающий и решительно направился к печке.
— Не подходи, убью, — закричала вихрастая и подхватила винтовку на руку.
Костин в испуге попятился: «Сдуру ведь и пальнет», думал он, вытирая пот.
— Отпусти, а? — начал упрашивать обучающий.
Но часовой был неумолим.
— Что тут делать, вот влопался! — чуть не плакал обучающий…
— Знаешь, ты ее смени, — шопотом предложил секретарь ячейки.
— То есть как?
— А приведи меня как часового, и произведи смену. Вот тебе — и винтовка!
— Тьфу, а ведь верно. Как это я…