Потом он продолжал рассказывать уже нам обоим:
- Этот самый будущий руководитель драмкружка видел Рыжика в школьном самодеятельном спектакле. А потом, в это воскресенье, тайком за ним наблюдал, когда вы в ложе восседали. И говорит, что внешность у него очень сценичная. Рыжий, злой, с веснушками. Как раз то, что нужно!
И, обратившись только к Вовке, добавил:
- Не загордись, пожалуйста. На одной внешности далеко не уедешь. К веснушкам и зеленым глазищам еще кое-что добавить придется… Старание, упорство!
- Добавлю! - заверил отца Рыжик.
И от счастья прямо запрыгал по комнате, в которой было очень легко прыгать, потому что в ней, кроме самодельной этажерки, письменного стола, заваленного книгами и посудой, двух стульев и двух раскладушек, сложенных в углу, ничего не было.
- Понимаешь, как это здорово! - стал объяснять мне счастливый Вовка. - У меня будет самая главная роль!.. Гекльберри Финна будет один парень из седьмого класса исполнять. А тетю Полли - какая-нибудь взрослая артистка из папиного театра… Мы так решили: чтобы дружба у драмкружка с театром завязалась. Понимаешь?
- Вот бы хорошо было, если б ее, эту самую тетю Полли, Жаннетта исполняла! - воскликнул я, совсем забыв о грозных предупреждениях Рыжика.
- Кто, кто? - насторожился Владимир Николаевич.
- Ну, та артистка, которая Жаннетту исполняла… - Тут я вспомнил про наш разговор в директорской ложе и быстро поправился: - А может, какая-нибудь другая артистка сыграет еще лучше!
- Тебе, значит, понравилось, как Сергеева играла Жаннетту? - вроде бы небрежно, между прочим, а на самом деле (я это почувствовал!) очень взволнованно спросил Владимир Николаевич.
- Ничего-о… - промямлил я. - Вы, конечно, гораздо лучше перевоплощались: и лысина и нос горбатый… А она? Она ведь по роли должна быть положительной, так что это от нее не зависело. И тетю Полли она, конечно, не сумеет сыграть, потому что она слишком молодая и, как бы это сказать… интересная… А тетя Полли…
- Пойдем! Пойдем в ванную комнату! - потащил меня за рукав Рыжик. - Я тебя научу этажерки мастерить!
В ванной комнате Рыжик взял рубанок, потом положил его на место; проверил, остра ли пила, и ее тоже отложил в сторону. Потом у него из рук с шумом выпал ящик с гвоздями… Мы оба нагнулись и стали подбирать гвозди.
- Рыжик, - тихо сказал я, ползая по полу, - давай в следующий раз. Ладно? Я лучше потом научусь мастерить этажерки…
- Нет, будем сейчас! - упрямо процедил сквозь зубы Вовка. - Начнем с ножки!.. Вот смотри!
Он вновь взялся за рубанок. Но в эту минуту дверь распахнулась, и на пороге появился какой-то толстый пожилой мужчина в халате и с полотенцем в руке.
- Здравствуй, Вовочка, - тонким голосом не проговорил, а прямо-таки проворковал толстый Вовкин сосед. - Я бы хотел принять хвойную ванну…
- Я сейчас ваш заказ выполняю, - коротко, не оборачиваясь, ответил Рыжик.
- Ах, так? Ну хорошо, хорошо… Я тогда попозже. Только предупреди всех, что я занял очередь!
Сосед осторожно прикрыл дверь.
- Мы отдадим эту ножку ему? - тихо спросил я.
- У него сломалась не ножка от этажерки, а ручка от чайника.
- А как же он тогда поверил?..
- Вот приди, когда он в хвойную ванну погрузится, и спроси! - резко ответил Рыжик. - Наверно, такой же мастер, как и ты: думает, что рубанком чайники чинят!..
Рыжик злился на меня. Но за что? Я тогда еще не понимал…
Я - «ЗАВЕДУЮЩИЙ ПОЧТОВЫМ ЯЩИКОМ»
Я уже говорил о том, что мой старший брат Дима был раньше абсолютно нормальным человеком. А потом появилась Кира Самошкина, и Дима, как говорится, весь ушел в себя. Раньше мы с Димой вместе решали шахматные задачки, а теперь он решал их один и, когда у него все выходило хорошо, уже не кричал на всю квартиру: «Есть еще порох в пороховницах!» - а глубоко вздыхал, словно был огорчен тем, что правильно решил трудную задачу.
Раньше Дима был очень веселым. То есть с виду он всегда был серьезным, но именно оттого, что он шутил с очень серьезным видом, всем было особенно смешно. Он умел затевать такие интересные дела, до которых и я бы никогда не додумался. Ну, как, например, здорово он меня разыграл, посылая все время таинственные записки с подписью «ТСБ», что означало, оказывается, просто-напросто «Твой старший брат».
Да, мой старший брат… Раньше он очень любил меня воспитывать, руководить каждым моим шагом и делать мне замечания. Это меня очень раздражало. Я, помнится, мечтал о том, чтобы Дима раз и навсегда позабыл о моем существовании. А вот сейчас, когда он и правда позабыл, мне стало грустно, и я думал: «Пусть делает мне замечания, как прежде. Ведь я все равно не обращал на них никакого внимания! Пусть руководит мною с утра до вечера, но пусть только станет нашим прежним Димой!»