Читаем Пять зёрнышек апельсина полностью

He stretched out his long arm to turn the lamp away from himself and towards the vacant chair upon which a newcomer must sit.- Если так, то дело должно быть очень серьезное.
"Come in!" said he.Что другое заставит человека выйти на улицу в такой день и в такой час?
The man who entered was young, some two-and-twenty at the outside, well-groomed and trimly clad, with something of refinement and delicacy in his bearing.Но скорее всего это какая-нибудь кумушка, приятельница нашей квартирной хозяйки.
The streaming umbrella which he held in his hand, and his long shining waterproof told of the fierce weather through which he had come.Однако Холмс ошибся, потому что послышались шаги в прихожей и стук в нашу дверь.
He looked about him anxiously in the glare of the lamp, and I could see that his face was pale and his eyes heavy, like those of a man who is weighed down with some great anxiety.Холмс протянул свою длинную руку и повернул лампу от себя так, чтобы осветить пустое кресло, предназначенное для посетителя.
"I owe you an apology," he said, raising his golden pince-nez to his eyes.- Войдите! - сказал он.
"I trust that I am not intruding.Вошел молодой человек лет двадцати двух, изящно одетый, с некоторой изысканностью в манерах.
I fear that I have brought some traces of the storm and rain into your snug chamber."Зонт, с которого бежала вода, и блестевший от дождя длинный непромокаемый плащ свидетельствовали об ужасной погоде.
"Give me your coat and umbrella," said Holmes.Вошедший тревожно огляделся, и при свете лампы я увидел, что лицо его бледно, а глаза полны беспокойства, как у человека, внезапно охваченного большой тревогой.
"They may rest here on the hook and will be dry presently.- Я должен перед вами извиниться, - произнес он, поднося к глазам золотой лорнет.- Надеюсь, вы не сочтете меня навязчивым... Боюсь, что я принес в вашу уютную комнату некоторые следы бури и дождя.
You have come up from the south-west, I see."- Дайте мне ваш плащ и зонт, - сказал Холмс.
"Yes, from Horsham."- Они могут повисеть здесь, на крючке, и быстро высохнут.
"That clay and chalk mixture which I see upon your toe caps is quite distinctive."Я вижу, вы приехали с юго-запада.
"I have come for advice."- Да, из Хоршема.
"That is easily got."- Смесь глины и мела на носках ваших ботинок очень характерна для этих мест.
"And help."- Я пришел к вам за советом.
"That is not always so easy."- Его легко получить.
"I have heard of you, Mr. Holmes.- И за помощью.
Перейти на страницу:

Все книги серии Рассказы о Шерлоке Холмсе — 1. Приключения Шерлока Холмса

Приключение «Скандал в Богемии»
Приключение «Скандал в Богемии»

«Для Шерлока Холмса она всегда Та женщина. Я редко слышал, чтобы он упоминал ее как-то иначе. В его глазах она затмевает и повергает в прах весь свой пол. Нет, не то чтобы он испытывал к Ирен Адлер чувство, сходное с любовью. Все эмоции, а эта особенно, были неприемлемы для его холодного, точного и превосходно уравновешенного интеллекта. Он, как я понимаю, был идеальнейшей логично рассуждающей и наблюдающей машиной, какую только видел мир, но в роли влюбленного он поставил бы себя в фальшивое положение. В разговорах он никогда не касался нежных чувств, разве что с презрительной усмешкой и колкостями. Однако наблюдателю они служили отличным подспорьем, чтобы срывать покров с людских побуждений и поступков…»

Артур Конан Дойль

Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия

Похожие книги

Агония и возрождение романтизма
Агония и возрождение романтизма

Романтизм в русской литературе, вопреки тезисам школьной программы, – явление, которое вовсе не исчерпывается художественными опытами начала XIX века. Михаил Вайскопф – израильский славист и автор исследования «Влюбленный демиург», послужившего итоговым стимулом для этой книги, – видит в романтике непреходящую основу русской культуры, ее гибельный и вместе с тем живительный метафизический опыт. Его новая книга охватывает столетний период с конца романтического золотого века в 1840-х до 1940-х годов, когда катастрофы XX века оборвали жизни и литературные судьбы последних русских романтиков в широком диапазоне от Булгакова до Мандельштама. Первая часть работы сфокусирована на анализе литературной ситуации первой половины XIX столетия, вторая посвящена творчеству Афанасия Фета, третья изучает различные модификации романтизма в предсоветские и советские годы, а четвертая предлагает по-новому посмотреть на довоенное творчество Владимира Набокова. Приложением к книге служит «Пропащая грамота» – семь небольших рассказов и стилизаций, написанных автором.

Михаил Яковлевич Вайскопф

Языкознание, иностранные языки