Пять

В этом момент мы буквально столкнулись спинами с Таракановым и «Водяновой». Я обратил внимание на то, что Евгений Витольдович ведёт себя чересчур нескромно: он не просто тесно прижался к красивой блондинке, но и откровенно запускал свою пятерню в её интимные места. «Да, руководящие должности разлагают всех по-разному», – афористично подумал я.

Пока мы вальсировали, мне в голову пришла идея, навеянная Парижем, выпитым вином, а также расчётливым поведением Валентины Ивановны Матрёновой. Раз уж мне намекали на репетиции, то про Париж у меня был вальс и собственного сочинения. И резонно решив не откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня, я решительно двинулся на сцену. Попросив у музыкантов микрофон и гитару, я обратился к публике:

– Дамы и господа! От лица нижегородских журналистов приветствую вас на гостеприимной ульяновской земле! И раз уж здесь прозвучала песня про Париж, предлагаю вам продолжить танец под нижегородскую версию парижского вальса – «Рождество в Париже». Она была написана мною под впечатлениями от наплыва в этот город арабских террористов. Прошу вас разбиться на пары, а ответственным работникам засчитать моё выступление как репетицию с оркестром.

Пальцы сразу вспомнили струны, и вальс полился сам собой:

– Когда я в Париже на крышу Собора

Забрался окинуть Парижа просторы,

Услышать, чем дышит, что думает город,

То я не увидел красоты Парижа:

Туман-передвижник и ветер-сквалыжник

Задёрнули штору, дождь лижет булыжник

И статуи лижет.

В Париже на лыжах не ходит никто.

Все только и носят бомбы в метро,

Пьют кофе в бистро, не снимая пальто,

Да греют нутро, попивая «бордо».

У Гранд-Опера взрывают с утра

И у «Лафайета» бомбы в пакетах,

У башни Эйфеля дым всю неделю,

А у Нотр-Дам – в основном по средам.

В Париже на лыжах не ходит никто.

Все только и носят бомбы в метро,

Пьют кофе в бистро, не снимая пальто,

Да греют нутро, попивая «бордо».

…В Париже о Нижнем не знает никто…

Но если вы всё же окажетесь в Нижнем,

То вспомните тех, кто скучает в Париже:

О наших девчатах, что в Мулен Руже —

О Вере, Наташе, Оксане и Груше;

О моднике Славе, о дворнике Сене,

Что с мыслью о Волге томятся на Сене,

О воре Петре, сутенёре Антоне,

Что с мыслью о доме пьют на Вандоме.

И вспомнив их всех – лысых, светлых и рыжих,

Скатитесь разочек с горки на лыжах.

В Париже на лыжах не ходит никто…

Все только и носят бомбы в метро,

Пьют кофе в бистро, не снимая пальто,

Да греют нутро, попивая «бордо».

На лыжах в Париже не ходит никто!

Вальсу моему хлопали от души! А главное – я положил почин: после меня на сцену потянулись стройные ряды нетрезвых вокалистов из других регионов.

Матрёнова вся светилась от радости:

– Хорошо поёте, Игорь. Пожалуй, я спокойна за завтрашний день.

Тут я увидел Эльвиру. Она стояла у дверей на входе в зал, жестами показывая мне на часы: было уже около девяти. Я направился к ней.

– Моя смена заканчивается, а вас всё нет. Хорошо, что знала, где искать, – сказала она и польстила: – Классно поёте, на вашем месте я бы задумалась о смене профессии.

– Хотите, «я вам спою ещё на бис»? – раздухарился я.

– Как-нибудь в другой раз, – негромко сказала она, озираясь. – Кажется, я придумала вам вариант с ночёвкой. Три тысячи за ночь, как договаривались?

– По рукам! Только я возьму в баре что-нибудь выпить на ночь.

Бар был напротив: купив там бутылку коньяка, минеральной воды и фруктов, я увидел, что денег у меня осталось всего ничего – тысячи четыре. Погрустнев, я протянул Эльвире три «штуки». Она нервно взяла деньги и, быстро сунув их в карман, прошептала мне:

– Идём за мной!

Взяв сумку, я покорно поплёлся за Эльвирой в недра «Древа Хитрово».

Я так вымотался за этот бесконечный шебутной день, что мне как можно скорее хотелось плюхнуться на любой лежак и забыться мертвецким сном.

– Куда мы идём? – спросил я её по мере того, как мы углублялись в чрево отеля по длинному нескончаемому коридору.

– Сейчас увидишь, – как-то вдруг перешла она со мной на «ты».

– Мы вроде не пили на брудершафт, – уже заплетающимся языком отвечал я.

– Ещё не вечер, – не оборачиваясь, нервно отвечала Эльвира.

– Это мне тоже будет стоить денег? – пытался шутить я.

– А они есть? – обидно подколола она.

Igor goes to Hollywood

– Так куда мы идём? К тебе в номер? – продолжал допытываться я.

– У меня нет здесь номера: на всех дежурных в отеле всего одно общее помещение, – ответила моя спутница. – Но вариант я нашла.

Пока мы шли по длинному коридору вглубь «Древа Хитрово», образно говоря от основания ствола дерева к его макушке, она объяснила, куда определит меня на ночлег.

Оказалось, что в отеле давно живёт один из приятелей его владельца, занимая чуть ли не целый отсек в самом конце этого огромного разветвлённого комплекса – в тупике, резко уходящем от центрального коридора вправо. Чтобы попасть туда, нужно было спуститься со второго этажа по лестнице на полуторный уровень: там за одной большой дверью и находился весь этот блок.