Пятая пробирка

С той секунды, когда Винсент ударил Бена пистоле­том, он уже знал, что его будут пытать. И знал, что должен сохранить в тайне имя Элис Густафсон, хотя вполне воз­можно, это будет последнее, что ему предстоит сделать в жизни. Когда она прочитает его письмо и освободит Сэта Степански, то сможет что-то предпринять, чтобы разру­шить подпольную деятельность «Уайтстоуна». Но только в том случае, если сама останется жива. А если Винсент и его люди найдут ее, жертва Бена окажется напрасной. Пока его волокли в эту комнату, он пытался придумать более или менее правдоподобную историю о том, как все узнал. А теперь Каллахэн пересказывал ее снова и снова, чтобы ему поверили.

— Как ты нашел нас в Цинциннати?

— Я же детектив, мне за это платят! Зная номер фурго­на, это было совсем нетрудно.

— Кто еще в курсе всего этого?

— Никто. Никто, кроме меня. Никто ничего не знает, только я... Нет! Не надо больше!..

То ли это от холода, пробиравшего до костей, то ли из- за нервов, но Бен не мог унять дрожь.

Существовало несколько типов боли, с которыми Бен мог справляться: головная, растяжение связок, боль в гор­ле, даже удары Винсента тогда, в гараже. Но еще с детства он ненавидел и боялся бормашины. Несмотря на обезболи­вание и все прочее, что придумали врачи, одно ожидание самого легкого прикосновения к зубному нерву представ­лялось почти невыносимым. Электрод в руке Винсента был как сотня бормашин, нацеленных на обнаженную пульпу. Только на этот раз никакого обезболивания.

Винсент снова приложил к Бену электрод, теперь уже к шее. Каждый мускул измученного тела вздрогнул и заде­ревенел. Рот непроизвольно закрылся с такой силой, что Бен прокусил кончик языка и сломал зуб.

— Еще раз спрашиваю: кто тебя нанял?

— Да... Даркины. Из Сода-Спрингс. Их сына сбил гру­зовик во Флориде. Местный полицейский решил, что у парня брали костный мозг. Это правда! Клянусь вам!

— Что правда, а что нет, здесь решаю я. И если решу, что ты мне лапшу на уши вешаешь, то разукрашу тебя этой штукой от ушей задницы. Скажи-ка мне еще раз, как ты очутился в Техасе?

Бену не нужно было притворяться, что он больше не может терпеть удары током. Ситуация казалась безнадеж­ной, и все, чего он хотел, — это расстаться с жизнью менее мучительно, сохранить остатки воли и благородства и не выдать «Охрану органов» и ее основательницу. Бен снова повторил историю про лабораторию «Уайтстоун» в Сода- Спрингс и случайно попавшийся на глаза адрес на ящике с пробирками, приготовленный к отправке в Фейдимен.

Удары током стали реже, но отнюдь не слабее. Наконец Винсент махнул своему помощнику, чтобы тот снова от­волок Каллахэна в душ. Бен опустился на грязные плитки пола, привалился к стене, и холодная вода смыла с его тела следи крови и рвоты. Немного отдышавшись, он дополз до своего стула.

Винсента не было. Рядом со стулом лежали большое белое полотенце и стопка сложенной одежды: легкие хлоп­чатобумажные брюки, серая футболка, тонкие белые нос­ки. Рядом стояли черные берцы [45]. Молчаливый помощник его мучителя сделал знак, чтобы Бен одевался.

Каллахэн несколько раз задумывался о том, как его прикончат, после того как пытки перестанут развлекать палачей. Он ожидал и даже надеялся на обычную пулю в голову, но сейчас пребывал в замешательстве. Процесс одевания оказался долгим и непростым. Руки и ноги по­виновались плохо, тело покрывали ожоги, а изуродован­ными и посиневшими пальцами справиться со шнурка­ми оказалось вообще невозможным. Понаблюдав минут пятнадцать за безуспешной борьбой Бена с ботинками, охранник привязал его к стулу и сам завязал шнурки. Затем он подошел к небольшому холодильнику в углу камеры, принес пленнику бутылку воды, шоколадный батончик и освободил ему руку. Бен попытался войти с ним в контакт.

—    Ты меня понимаешь? — спросил он.

Охранник тупо взглянул на него.

—    Я спросил, ты меня понимаешь?

Пытаться укусить холодный шоколад разбитой челю­стью было бесполезно. «Ну и ладно», — решил Бен. Все равно желудок, измученный рвотой, не принял бы ника­кой пищи. Разбитыми, кровоточащими губами Каллахэн приложился к бутылке и сделал несколько глотков. Перед глазами все плыло, потом немного прояснялось и снова плыло, ноги изредка конвульсивно подрагивали. Когда-то давно, в молодости, он иногда задумывался над философ­ским вопросом, не имевшим ответа: когда и где ему пред­стоит умереть. Тогда казалось странным и пугающим само предположение, что этот момент вообще наступит.

Но зачем им понадобилось его одевать?

Прошло минут десять, потом еще десять. Бен иногда чувствовал, что теряет сознание и наверняка упал бы со стула, если бы не был привязан к спинке.

Стук открывшейся и снова захлопнувшейся двери при­вел его в чувство. Даже выдержав боль, которая была за гранью возможного, даже будучи готовым встретить вер­ную смерть, Бен ощутил новый прилив страха, от увиден­ного. Винсент, который был его мучителем, собирался стать и его палачом.