Пятая профессия

Униженный и оскорбленный, Мисима вернулся на командный пункт, вытащил меч — дань самурайской традиции, — опустился на колени… И совершил сэппуку, вспоров себе живот.

Но перед этим он приказал самому преданному из своих почитателей обнажить меч, встать у него за спиной и довершить дело — отсечь ему голову.[26]

— Этот случай вызвал шумную дискуссию, — сказал Акира. — Многие японцы восхищались отвагой Мисимы и его приверженностью традициям. Но в то же время сомневались в необходимости совершения подобного акта. Какая польза от ритуального самоубийства? Неужели он не мог отыскать более эффективный и конструктивный способ выразить свое отчаяние? Или же он действительно верил, что самоубийство вдохновит его приверженцев продолжить начатое им дело?

Савидж не знал, как ответить на эти вопросы. Он думал об отце, но не о том незнакомце, с которым встретился в Балтиморе, а о человеке, которого помнил с детства, которого любил и который однажды ночью пустил себе пулю в лоб. Да, отчасти Савидж понимал его отчаяние.

Но Савидж вырос в Америке и усвоил ее систему ценностей. Прагматизм. Выживание, даже ценой позора. Долготерпение, даже в ущерб гордости. Не позволить негодяю одержать над тобой верх.

Боже!

Акира прервал затянувшееся молчание:

— Мисима — великолепный пример. Символ. Его помнят спустя двадцать лет после самоубийства. Уважают. Так что, быть может, он все-таки достиг желаемого. Не тогда, когда он вспорол себе живот, и не тогда, когда замышлял свою акцию, а позже. Ты должен понять, в Японии демонстрации левых разгоняют. Их — левых — приравнивают к коммунистам, а коммунистов ненавидят. Чтобы все стали равны? Не-ет. В Японии существует строгая иерархия. Сёгун — даймё — самурай… Это иерархия на государственном уровне. Но демонстрации правых радикалов — иное дело. Власти их терпят, позволяют их проведение, а все потому, что они выступают за строгий государственный контроль и общественный порядок. Они хотят, чтобы каждый человек знал свое место, чтобы взаимоотношения на уровне: муж — жена, отец — сын, наниматель — служащий были прочными и неколебимыми.

— Можно подумать, — нахмурился Савидж, — что ты с этим согласен.

— Я просто пытаюсь объяснить, что правых у нас не так уж много, но они весьма влиятельны и составляют ядро последователей Сираи. Ему, разумеется, хочется превратить умеренных в экстремистов, но пока это не удается. Так вот: большинство японцев относятся к демонстрациям с интересом и сочувствием, однако они пока не созрели для активных действий.

— Пока.

Акира пожал плечами.

— Мы можем извлечь урок из истории, но не можем повернуть ее вспять. Я ненавижу «черные корабли» коммодора Перри и то, что в результате стало с моей страной, но я не верю, что Сираи способен возродить японскую культуру, возникшую во времена Токугавского сёгуната в ее первозданном виде. Ему нужна какая-то новая идея, способная стать катализатором общественного сознания, но он оказался неспособным выдвинуть такую идею, как не смог этого сделать и Мисима.

— Но это отнюдь не означает, что он не стремится к этому.

Акира кивнул в знак согласия, и вновь его печальный взгляд переключился на лимузин Сираи. Солнце зашло. В темноте фары встречных автомобилей высвечивали кортеж Сираи. Лишь изредка просвет между несущимися по шоссе машинами позволял Акире увидеть задние огни лимузина и «ниссанов». Он оставался на том же безопасном от них расстоянии.

Савидж не заметил признаков того, что кто-то в кортеже обнаружил их преследователей.

— Что же касается твоего замечания, — возобновил разговор Акира, — то я отвергаю тактику Сираи, но уважаю его как личность. И меня это беспокоит. Человек, с которым при нормальных обстоятельствах я мог бы солидаризироваться… А обстоятельства сегодняшнего дня вынуждают меня относиться к нему, как к потенциальному врагу.

— Может быть, он — жертва. Как и мы.

— Вскоре мы это выясним. Его кошмар может послужить ключом к разгадке нашего.

Глава 11

Кортеж Сираи съехал с хайвэя. Акира поехал следом, еще более тщательно соблюдая дистанцию. Время от времени «тоёту» обгоняли машины, не позволяя охране Сираи засечь неотступно следующих за ним Акиру и Савиджа.

Одна дорога сменяла другую — объезды, повороты, круги.

«Словно в лабиринте», — думал Савидж, совершенно запутавшись и не понимая, в каком направлении они двигаются. Яркие огни городов сменились тусклым светом фонарей вдоль дороги да пятнышками света вдали. Это зажженные на окнах деревенских домов лампы. Савидж не на шутку заволновался, увидев впереди какие-то гигантские смутные тени.

— Это что, горы? — Дурные предчувствия закрались в душу Савиджа.

— Мы въезжаем в японские альпы, — пояснил Акира.

С еще большей тревогой Савидж стал озираться по сторонам. Он весь съежился, когда «тоёта» проскочила по узенькому мосту, перекинутому через горную речку. Бурлящие воды, серебристые от лунного света, рождали неприятное чувство. Узкое ущелье уходило круто вверх, туда, где виднелись темные вершины гор, поросшие лесом.

— Альпы?