Занятия молодых магов проходили, в основном, в Гильдиях, изредка прихватывая здания Университета. Вообще у Университета отношения с волшебниками уже много лет держались самые лучшие. Часть преподавателей-магов, отчитав лекции студиозусам, неслись на всех парусах в разные концы столицы, каждый в свою епархию. Юные волшебники каждый год приходили в Университет на практику; это, конечно, головная боль для ректора, зато польза от помощи их наставников была куда больше, чем все расколотое, залитое, разрушенное и засыпанное магами-недоучками.
Четыре строгих, скромных здания в разных концах города, четыре Храма Силы, четыре тайны… Туда и попасть-то было не так просто – выпускники Академии из кожи вон лезли, чтобы прослыть лучшими из лучших и получить право входа в заветные высокие двери. В столице ходили слухи, что маги-ученики приносили страшную клятву, едва ли не кровью: о том, чему вас тут учат - никому… Родные счастливчиков, получивших рекомендацию для поступления, даже не пытались расспрашивать; сами же маги лишь многозначительно улыбались.
Талу отец никогда не расспрашивал. И жену урезонивал, когда она, особенно на первых порах, подходила к дочери с расспросами. Тала благодарно поглядывала на отца; настойчивое любопытство матери сильно донимало ее.
Два года обучения в Гильдиях пролетели почти незаметно; строгая тишина университетских аудиторий и библиотек, шумные, полные споров и хохота, ночные сборища, дрожь в коленках перед очередным экзаменом, волнение и радость от понимания – могу! Вихрь веселой, шумной жизни кружил их в своем водовороте, листопадом роняя странички календаря, весенним ветром в лицо обещая жизнь – яркую, радостную. Правда, очень неожиданным стало одиночество, когда впервые за много лет Тала вошла в высокие, тяжелые дубовые двери Гильдии – одна. А те, без кого так долго не мыслила она своей жизни, вошли в такие же двери, но – другие. Гильдии магов разбирали будущих коллег.
Нет, они встречались по-прежнему, конечно. Но все меньше времени оставалось на эти встречи, все больше затягивала новая жизнь, такая сложная после беспечности Академии. Боевые и целительские заклятия, изучение карт земных и небесных, строгие, подчас жесткие тренировки порой не давали вздохнуть; в последний год недостижимой мечтой Талы стало просто выспаться. Пальцы ее были постоянно обожжены, на платьях то и дело приходилось зашивать дыры от случайных искр; впрочем, и платья носить приходилось все реже, потому что карабкаться по винтовой лестнице в Башню или ловить нужный для заклинаний ветер ночью в мужской одежде было все-таки удобнее.
Саадану и Кервину, к тому же, все чаще приходилось уезжать – то на побережье, то в горы, то еще куда-то, о чем они предпочитали помалкивать. Тала не сердилась за их молчание – ей тоже часто приходилось держать язык за зубами; секреты Гильдии – они все-таки секреты Гильдии. Но когда все четверо собирались вместе, все чаще стала замечать она, что трое юношей говорят о чем-то, понятном лишь им, а при ее появлении – случайно или намеренно – замолкают.
Однажды они условились встретиться, как обычно, воскресным вечером. Тихо гуляла по столице неторопливая осень, вторая осень после выпуска из Академии. Тала опоздала – накануне она поздно вернулась с занятий, к тому же сильно обожгла руку и почти до утра не могла уснуть. Боль приглушила плотная повязка с мазью, которую выдали в Гильдии, но до конца прогнать не смогла, и Тала, уже под вечер подходя к обрыву, на котором собирались они обычно в погожие дни, издалека услышала смех и не смогла сдержать раздражения. Конечно, им весело без нее.
Юноши, смеясь, сидели на залитом солнцем обрыве над рекой. Это было их любимое место; час пешей прогулки – и уже не слышно шума большого города, узкая тропинка, петляя по лесу, поднимается все выше и круче, и мало желающих карабкаться иногда почти отвесно ради крохотной, незаметной со стороны полянки, скрытой переплетением сосен. С трех сторон поляну обступали деревья, с четвертой она обрывалась почти отвесно – внизу величаво несла свои воды река, сияли солнечные блики на воде. Леден, столица, любимый и лучший на свете город, лежал у реки, мирно и добродушно поблескивая башнями Храмов Силы, крышами домов, куполом королевского дворца. Два больших плоских камня на середине поляны, возле которых друзья устроили костровище, образовывали что-то вроде стола; стульями служил изогнутый ствол упавшего дерева.
На расстеленном плаще валялось несколько яблок, бутерброды, возвышалась плетеная бутыль с вином. Наполовину пустые бокалы стояли в стороне. Тирайн, едва удерживаясь на ногах от хохота, балансировал на краю обрыва, дирижируя отломанной веткой, и что-то вдохновенно рассказывал. Остальные то и дело взрывались смехом.
- Ну, конечно, - проворчала Тала, подходя вплотную. – Меня подождать совести не хватило.