Пятая струна

Олена Притула Пятая струна

1.

Воспоминания стали для меня религией. Очиститься от грехов, вернуться к временам невинности. Совершить паломничество. Теперь я в море, изменившем мое существование, и смотрю на свою жизнь. Я – Ибрагим. Сын Манолиса и Софии, возвращающийся в родную Паргу. Семнадцать лет я не видел лица матери. Я избегал зеркал. В своем лице я искал забытые черты брата, матери, отца. Отыскивая их, я сам потерялся. Я не смог вернуться, не смог взять их за руки. В моей голове звучит мелодия скрипки, которой меня обучила матушка. Это – единственный дар Родины моего детства, с которой меня похитили.

Настя не слушала. Мысли дёргали её за руки. Не хотели допустить, чтобы их утопили в сериале. Казалось, юность не может кончиться. Только вот, подлая юность взяла и прошла, ее не спросила. Она и не собиралась ее спрашивать. Прошлое представлялось важнее, чем будущее. Его годы были сочными, красными. От этих воспоминаний тонус покидал Настины мышцы. Как в аранжировках нулевых: вжиих, и нет его. Настя сидела и не могла двинуться с места. Ничего не нужно.

– Госпожа!

– Они знают, Гюльсен. Они все знают. Мне нужно поговорить с государем. Он должен помиловать Ибрагима.

– Госпожа!

– Сообщи государю, что я пришла. Пусть гонец к Ибрагим-паше немедленно отправляется в путь.

– Повелитель, Хатидже Султан пришла.

Взросление… Пять тысяч теток всевозможных формаций талдычили об этом. Уголки их ртов были опущены, в глазах злоба. Настя думала, они хотят навязать ей эти свои уголки, заставить выполнять их волю… Нужно решить: взрослеть-не взрослеть. Не взрослеть. Нельзя. Тошно, мерзко, неправильно. Должна быть в этом коридоре пусть маленькая, узкая трещинка, выскочив через которую, спасешься. Она еще не долюбила. Она не может, только потому, что он – ее муж, увязнуть в нуге уборка-супермаркет-телевизор.

-Настя, – позвал Сергей.

Не хотелось поворачиваться, говорить не хотелось.

– Нас-тя, – он произнес ее имя по слогам, с металлическим привкусом. Чувствовал превосходство.

«Мама права. Надо было думать о профессии. Будь у меня деньги, не шипел бы сейчас «нас-тя».

-Что, Сереж?

–Стас мне звонил.

– Занять денег?

– Не знаю. Может, и денег. Он на базу зовет.

– Опять?! Второй раз за неделю. Вы чем там занимаетесь?

– Ну, перестань. Тебе ничего нельзя рассказать. Сразу обвиняешь.

– Неправда. Ты лжешь.

– Чем занимаетесь? Не правда! – передразнил Настю Сергей.

– Хватит. Оставь меня в покое. Хочешь ехать бренчать всю ночь – езжай, бренчи.

Настя резко встала. Выключила телевизор. Задев Сергея плечом, выбежала из гостиной, и скрылась в комнате, где спал трехлетний Никита. Она с силой держала дверную ручку, чтобы не дать ему войти. Сергей не отставал. Остановившись перед дверью, он с горечью сказал:

– Каждый раз, когда я встречаюсь с друзьями, ты злишься. Когда у меня появляются интересы, ты тоже злишься. Ты всегда злая, когда я счастлив.

– Так в чем проблема? Иди, разучивай песенки. Удачи, Пасториус. И не обращай внимания, что бас у тебя четырехструнный, как у школьника, потому что играть на пяти струнах для тебя «убийственно»!

– Настя! Ты говоришь, что меня любишь. На самом деле, ты вся ядом пропиталась. Мечтаешь, чтобы я был несчастливым, был неудачником. А ты меня утешала. Ты меня ненавидишь. Хочешь, чтобы от тебя зависел. Больше мне нечего тебе сказать.

Настя услышала, как Сергей собирается. Хлопнула дверца шкафа, звякнула обувная ложечка. Серёжа ушел.

«Переодевался и вещи разбросал, как попало», – машинально подумала Настя. Взглянув в сторону кроватки, увидела, что Никки проснулся.

-Дождь закончился, – сказала она приветливо, – вставай, пойдем гулять.