Он молча и недовольно сидел на скамье, а секретарь продолжал странствовать в поисках денег, пока ночь медленно не спустилась над городом, пока не погасли последние огоньки в окнах.
Магнус Штейн, несмотря на поздний час, ещё не нашёл денег. Знакомых у него было мало. Мужчины, с которыми он не пил и порокам которых не потакал, не любили его. Так же относились к нему и женщины, за которыми он не ухаживал и которых не понимал или делал вид, что не понимает, когда те предлагали ему свою любовь.
Теперь все под разными предлогами отклонили его просьбу. Наиболее благородным оказался один старый еврей, который готов был поверить ему на слово.
— Если вы обещаете уплатить мне деньги с процентами, то я достану вам эту сумму и даже большую без всякого поручительства. Ибо я знаю, что вы человек, ходящий перед Иеговой. Вы никогда не облагали меня незаконными налогами и никогда не лгали, как делают христиане.
Он достал деньги для секретаря, потребовав от него только его слова в том, что эти деньги будут непременно возвращены ему. Такого ручательства секретарь дать не мог и ушёл от еврея, оставив его деньги лежать на столе.
ГЛАВА X
Испытание
Хотя дни были уже достаточны длинны, но стало совсем темно, когда он добрался до ворот дома Фастрады. Он нашёл своих людей уже на месте, которое им было указано, хотя и было ещё рано. Лошади были в полной исправности и стоили денег, которые он за них заплатил. Но, как и предупреждал Маклюр, люди не хотели трогаться с места прежде, чем им не будет уплачено за месяц вперёд.
— Видите ли, капитан, — заговорил Мортье, он был француз и говорил лучше, чем его товарищ, — мы верим вашему слову и знаем, что вы прежде всего постараетесь заплатить нам. Но это совершенно необыкновенное предприятие. Тут человек рискует не только виселицей, но и костром, если правда то, что о вас говорят. Ваша храбрость тут не поможет: нас только трое да две женщины в придачу. Так что, если мы не будем чувствовать, как под нашими куртками золото согревает сердце, нам нет и охоты браться за это дело, хотя мы с удовольствием ушли бы от этого скряги шотландца и перешли бы на службу к вам. Мы помним, что вы спасли нам жизнь и какую клятву мы дали. Но ведь теперь никто не держит своих клятв, и все над ними смеются. Если и вы не сдержите свою, то мы на вас сердиться не будем... Не так ли, товарищ?
— Да, да, — отвечал Росс, не любивший тратить много слов.
— Видите, капитан. Костёр и возможность погубить душу тоже надо принимать во внимание.
— Да, вижу, — отвечал Магнус с презрением. — Ваша храбрость испаряется перед костром, а ваша честь перед деньгами, как, впрочем, у большинства людей. Я не могу дать вам сейчас всю сумму. Но подождите здесь немного. Я вернусь и уплачу вам сполна.
Он исчез, а люди, сконфуженные, продолжали стоять в тени, отбрасываемой огромной стеной скотобойни.
Магнус надеялся достать денег у Фастрады. Он думал, что она не оскорбит его гордость, естественную в подобном случае в мужчине. Он знал, что она располагает довольно значительной суммой, которая лежит у неё в столе.
Он вошёл в дом и спросил её. Уже отужинали. Ему неоднократно случалось заходить к ним в это время, чтобы захватить её на факельную процессию или какое-нибудь Другое вечернее гулянье.
Фастрада вышла.
— Не можешь ли ты выйти со мной на минутку? — спросил Магнус.
— Ведь ни зги не видно! — засмеялась она. — А луна взойдёт не раньше полуночи.
— Зато есть звёзды.
В его тоне послышались какие-то необычные нотки. Фастрада испугалась.
— Уж не случилось ли чего? — спросила она.
— Ты не выйдешь со мной? — спросил он.
— Разве нельзя сказать здесь? Тут никого нет.
Секретарь знал, что и стены имеют уши не только во дворцах папы и короля, но и в доме простых бюргеров. Так как он не хотел говорить здесь, то она набросила плащ и пошла с ним. Он привёл её на паперть собора св. Павла. Маленький двор перед церковью, отгороженный от улицы стеной и засаженный старинными липами, был совершенно безлюден. Он сначала обошёл его один, чтобы убедиться, что тут никого более нет, а затем, остановившись в калитке, на которую падал слабый свет от звёзд, принялся рассказывать ей. Он считал себя обязанным сделать это. Ему казалось, что это будет оскорблением их любви, если он скроет от неё всё только ради того, чтобы не беспокоить и не расстраивать её.